Псы, стерегущие мир

– И не стыдно откупаться?! – возопил он громким шепотом. Яромир досадливо дернулся, поспешно оглядел гуляк – не услышал кто? – Откупимся мечами, – продолжал горячиться воевода. – На кой ляд отослал Стрыя, он бы один справился?

– Тише, старый пень! – зашипел князь.

Один из прибывших князей, глядя на Яромира, крикнул здравицу. Князь, растянув губы в улыбке, кликнул кравчего. Виночерпий выслушал, подозвал нарочного. Гостю подали чашу с хмельным медом.

– Годун-ста, князь жалует тебя чашей, – шепнул нарочный.

Князь Годун встал. Серебряная чаша исчезла в ладонях, приложенных к губам; кадык под паутиной бороды несколько раз дернулся. Годун довольно крякнул. Яромир принял его поклон. Нарочный вернулся к княжьему столу и шепнул ненужные речи:

– Годун-ста, выпил чашу, челом бьет.

Ратьгой рявкнул недовольно:

– Иди отсюда, пока я тебе в чело не дал!

Слуга глянул испуганно и исчез, как лист, унесенный ураганом. Яромир недовольно посмотрел на воеводу. Старый воин нахально принял взгляд, воинственно топорща бороду-лопату.

– Хватит озоровать, – буркнул Яромир примирительно.

Слегка захмелевшие гости потребовали музыки. По знаку князя двери палаты распахнулись, и в створ проглянула палата для простых гостей. Там столы тоже ломились от яств на золотых и серебряных блюдах – нет ни в чем отличия меж князьями и простыми ратниками.

В открытые двери полетели приветственные возгласы. Дружинные разом встали, едва не опрокинув столы. Кубки с питьем взметнулись к потолку, а стены содрогнулись от радостных криков. Пламя затрепетало; несколько светильников погасло, всплакнув тонкими струйками сизого дыма.

В Большую палату ввалились разряженные скоморохи, чьи нелепые прыжки и ужимки вызвали дружный хохот. Музыканты что есть сил грянули разудалую мелодию; звуки рожков, свирелей и гудка сплели незримую волшбу. Несколько князей и бояр не высидели за столом, и пол затрясся под сапогами танцующих. Двери закрылись, обрубив раздосадованный гул Малой палаты.

Ратьгой брезгливо оглядел шутов, пожевал губами, будто хотел сплюнуть. Яромир сказал успокаивающе:

– Ничего, ближе к вечеру Вереск расчехлит гусли, послушаешь любимые песни. А пока пусть веселятся.

Ратьгой из-под бровей окинул взглядом галдящий люд, ничуть не похожий на степенных князей и бояр, прибывших утром. Губы его презрительно скривились.

– И охота тебе, княже, сидеть возле животных?

– Нет, – ответил князь честно. – Но надо. Это ты, воин простой, можешь встать и уйти, а я должен улыбаться и кланяться, кланяться и улыбаться. Крепить связи за обильной едой и выпивкой, потому как такие связи крепче торжественных клятв и обещаний, данных на бранном поле.

– Срамота! – сплюнул воевода, искрививши лицо, будто вспылил болью зуб, но правоту князя принял, пусть и не по нутру была.

Гости незаметно подъели жареных лебедей, студень из говяжьих ног, разномастные окорока, колбасы, соленые и холодные мясные кушанья. Распорядитель стола подал знак – двери в палату отворились, и прежние ароматы властно смела струя запаха новой сыти.

Гости встретили слуг с блюдами довольным ревом. Ратьгой поморщился – орут так, словно никогда не ели. Чего тут радоваться? Подумаешь, подали икру, сладкие супы, копченую рыбу, балык, масло, сыр, гусиный потрох, жареных поросят, карасей с бараниной, щуку паровую, спину белорыбицы, голову щучью, уху, громадных осетров – трое красномордых отроков еле донесли, а когда с облегчением швырнули на стол, посуда подпрыгнула, – оладью тельную из рыбы, тешку белужью, пирог из рыбы, отварную говядину, курник, осыпанный яйцами, пироги с бараниной, с яйцами, лебединый папорок с шафранным взваром, холодную топаную капусту, кисель клюквенный, кашку тертую с маковым сочком, сладкие пироги с изюмом, вареньем и пряными кореньями, пироги с мясом, пряженые пироги с кислым сыром. И еще, и еще…

Ратьгой судорожно сглотнул; руки его помимо воли дернулись к жареному зайцу, фаршированному кашей. Пальцы разодрали хрустящий бок; взор заволокло густое облако пара; от изумительного запаха взбунтовались кишки, порываясь скорее согреться лакомством.

Яромир глянул на воеводу и с трудом сдержал улыбку. Кравчий наполнил Ратьгою ковш квасом – воевода выдул вмиг, попросил еще.

– Давно бы так, – проворчал Яромир. – А то строил из себя волхва.

Воевода промычал с набитым ртом, небрежно отмахнулся. С пальцев сорвались жирные капли и плюхнулись на скатерть темными пятнами. Князь улыбнулся. Его пальцы сомкнулись на чаше, бугристой от россыпи жемчуга, и нутро приятно согрел земляничный взвар.

Музыка грянула громче. Нестройный хор полупьяных голосов затянул походную песню, сиплые голоса разрезали музыкальную ткань. Музыканты морщились, удваивая усилия.

Палату охватил гомон. Ратьгой упер в стену тоскливый взгляд, кулаками впустую сжимая воздух. Дубину бы сейчас, подумалось некстати.

Шум умолк, как обрубленный. Стихли музыканты, песни, звяканье посуды, даже пламя светильников затрещало чуть тише. Тяжелый воздух, насыщенный запахами жаркого, хмельных испарений и чеснока, прорезала чистая струя, словно ворвался в окно порыв бриза.