Псы, стерегущие мир

Поневоле стало жаль людей, попавших сюда. Вроде у них сносное существование – не испытывают жажды, голода, не надо стараться обеспечить семью, детей, а раз так – никто не трудится, бездельничают. В Нави существование лишено смысла.

Вон, в ирии не только поют и пируют, а также дерутся меж собой, но и помогают богам в извечной борьбе с темными силами. Помогают нести свет, присматривают сверху за потомством. На небесах каждый занят делом. Врут те, кто бает: в ирии беззаботное существование – беззаботно живут под землей. Вона с какими постными мордами ходят, хоть и существуют без хлопот, а все-таки чего-то не хватает.

Род не зря дал человеку капельку своей крови, именно она отличает его от животных, дивиев, что речью обладают, а на деле живут как животные: ничего не строят, ни за что не борются. В Нави у людей нет цели, пусть даже такой мелкой, как прокормить себя, божественное начало задавлено пластами времени бессмысленного существования. Лют вспомнил лица встречных людей – у всех, даже степняков, лица пустые, огонь в глазах потух. Поначалу огорчился, увидев, что хоть и мертвые, а живут. Что толку тогда наверху жить праведно, ежели достаточно не совершать злодеяний, попадешь в Навь, будешь жить беззаботно, как эти. Но живут без цели, это для человека и есть ад.

Подумалось, что наверху многие вздохнут с облегчением, услышав про такую жизню: они и так не особо стремятся быть человеками, а узнав, что ничего за леность и дурость не грозит, – вовсе превратятся в животных. Нет уж, решил Лют твердо, если кто и спросит, что тут видел, наплету про пытки на каждом шагу, огненные реки, про боль, к которой привыкнуть нельзя, и прочие ужасы. Пусть хотя бы из страха перед загробной жизнью стараются быть чистенькими. А то беда…

Руку дернуло. Лют непонимающе глянул на нервного смерть-коня. Скелет уперся четырьмя копытами, рвался на свободу. Витязь отпустил поводья.

– Скачи отсюда, – буркнул милостиво.

Смерть-конь повел черепом – страшновато смотреть в пустые глазницы. Лют поневоле ждал, что костяк ржанет нечистым голосом, но скелет ходко скрылся, подняв тучу красноватой пыли. Аспид-змей заворочался, белое кольцо ослабило хват на шее, мелькнул черный язык, раздалось сердитое шипение.

Лют непонимающе поглядел на белую ленту, обвившую руку. Хвост настойчиво ткнулся в ладонь, отвердел. Половина гибкого тела превратилась в металл, змеиная пасть оскалилась, хищно заблестели изогнутые зубы, холодные бусины глаз загорелись гневом.

Лют обернулся: перед глазами красноватый стол степи, унылой, как прогоревший купец. Земля у сапог взорвалась комьями, из дыры выметнулось гибкое бревно с оскаленной пастью, бедро заполыхало острой болью. Мягко плюхнулся, спата рубанула чешуйчатое тело. Черные чешуйки хрустнули, встопорщились, меч впился в гибкое тело с влажным звуком, будто рубил огромный сочный стебель.

Змеиное тело дернулось, земля взбугрилась высоким валом, полетели комья, в воздухе задергался хвост. Крича от боли, Лют ударил вновь в дымящуюся черную рану. Обезглавленное тело задергалось в судорогах, мечась по земле, брызгая кровью. Сплетающийся и расплетающийся клубок подскочил к краю и ухнул в пропасть.

Лют схватился за бедро. Боль жгла каленым железом. Отрубленная голова жадно впилась в плоть, вылезла из раны неохотно, с ядовитых ножей зубов стекали крупные алые капли.

Земля вокруг забугрилась толстыми валами, будто ползли откормленные до свинских размеров кроты. Витязь поспешно встал – укол боли в бедре отозвался ослепительной вспышкой. Заорал в ярости, зрение очистилось, острие спаты ударило в бугор. Чвакнуло, из-под земли забился черный бурунчик, тело змеи расшвыряло землю, оскаленная пасть злобно зашипела.

Зев с торчащими кинжалами перечеркнула бледная полоса, голова лопнула, как бурдюк с вином, черное бревно задергалось в агонии. Справа из-под земли вынырнула змеиная голова. Лют заорал, метнулся молнией, гадину разбросало трепыхающимися кусками. Витязь кинулся к следующей, боль в бедре стегнула ужасающе сильно, сознание на миг померкло. Сильный удар в ключицу едва не опрокинул. Лют ухватил толстую голову, потащил из тела ядовитые зубы.

В голове потемнело, члены сковала смертельная слабость, в спину ударил кулак прогретого над краем воздуха, вслепую отмахнулся мечом. В лицо брызнуло едкой струей, зашипела плавящаяся кожа. От дикой боли невольно закричал, глаз лопнул с мерзким хлопком, щеку ожег поток слизи.

Отчаяние утраты стегнуло огненным кнутом, в бешенстве обрушил град ударов, гибкое бревно заплюхало, брызнули обломки чешуи – с неимоверным трудом Лют оторвал змеиную голову от ключицы.

Половину лица сжирала неимоверная боль, ломоть щеки свесился через подбородок, кровь залила кольчугу. Тупая боль растеклась, мышцы свело судорогой, кости хрустели, сердце билось медленней, от змеиного яда кровь густела.

Аспид-змей наполовину обернулся змеей, встревоженно всмотрелся в изуродованное лицо. Лют оступился.