Псы над пропастью

— Держится молодцом, — Виктор Юрьевич косо посмотрел на спутницу. — Восстанавливаемость организма у нее великолепная. Даже завидно. Не знаю вот только, куда ее пристроить на время операции по освобождению заложников. Но это не проблема. Оставлю с ней пару человек, пусть где-нибудь дыхание переводят. Может, солдаты окоп выкопают, а то ветер поднимается.

Ветер в самом деле начал дуть холодный, затяжной, и дул он прямо в лицо. А когда лицо покрыто потом, это не слишком приятно. Особенно холодит лоб, и начинается головная боль, впоследствии возможны и эксцессы. Впрочем, взводу скоро предстояло повернуть в сторону, тогда ветер будет дуть сбоку. Это легче переносить.

— Постарайся не допустить женщину в места, где стреляют. Она руководством рассматривается как ценный для государства человек. На мой взгляд, таких людей должно ФСО охранять, а не спецназ ГРУ. По крайней мере, в советские времена, говорят, именно так было. С ними, я слышал, Девятое Главное Управление КГБ работало. Хотя я не в курсе всех тонкостей. Я в советские времена только курсантом был. Береги ее. Если ради этой женщины из Сирии пригнали отряд боевиков, она человек серьезный.

— Я постараюсь, товарищ подполковник.

— Будут новости, я доложу. А они скоро будут. До связи…

— До связи, товарищ подполковник…

* * *

— Начальство беспокоит? — спросила Людмила Николаевна.

— Командование, — перевел старший лейтенант фразу женщины на более привычный ему армейский язык. — Дает наставления.

— Слышала краем уха, обо мне шел разговор?

— Так точно, Людмила Николаевна. И о вас тоже. В числе других наставлений.

— И что вам было сказано обо мне?

— У нас говорят не «сказано», а «приказано». Мне приказали ни в коем случае не допускать вас до места, где будут стрелять. Вплоть до кратковременного ареста. Наручники у меня есть. Если будете лезть не в свое дело, я вас просто прикую наручниками к одному из двух солдат, которых выделю вам в охрану, в таком положении вам и придется ждать завершения операции. Это, честно скажу, не слишком приятно. Особенно если руку пару раз дернешь. Наручники в таком случае сжимаются сильнее. Поэтому рекомендую вести себя аккуратно и тихо.

— Я разве похожа на буйную? — усмехнулась Людмила Николаевна.

— Вы похожи на своевольную. На человека, который привык считаться со своими решениями, но не желает считаться с решениями других. Вы же эгоцентрик, как я вас понял. Причем отъявленный эгоцентрик…

— Есть такое дело, — вяло улыбнулась женщина. — Не совсем уж отъявленный, но в какой-то степени вы правы. А если я буду в состоянии и захочу вам помочь?

— Я вам просто расскажу реальный случай из своей жизни. Я — офицер спецназа ГРУ, отлично подготовленный боец, специалист по рукопашному бою высокой квалификации. Еду однажды с женой в автобусе. Четверо подвыпивших хулиганов там распоясались. В ответ на замечание ударили женщину. Естественно, я не мог остаться в стороне. В обыденной обстановке я их всех четверых бы просто по асфальту размазал или по полу автобуса. А тут моя жена вмешалась. Пыталась мне, как говорит, помочь. И мне пришлось больше ее защищать, чем хулиганов усмирять. Усмирил, но в результате и жена получила синяк, и я тоже. Симметрично. Она под правый глаз, я под левый. Точно так же в боевой операции. Если вы попытаетесь вмешаться, солдатам и мне придется не о себе думать, а вас защищать. И кто-то из нас при этом может погибнуть. Вот для этого я и держу наручники и хочу их использовать. Хотя понимаю, что вы попытаетесь убедить меня, что это излишне жесткая мера.

— Не поможет? Убеждение не поможет?

— Бесполезно. Я не хочу рисковать жизнями своих солдат.

— Тяжелый вы человек. И не хотите считаться с моей спортивной подготовкой.

— Служба у меня нелегкая. Она, конечно, свой отпечаток накладывает. Да, я человек тяжелый, которого невозможно убедить, если я думаю обратное. Давайте на этом определении и остановимся. Дальнейший разговор только собьет нам дыхание.

При том темпе, что взял старший лейтенант Ослябя, разговаривать на ходу было возможно, но лучше было не говорить. Дыхание могло еще понадобиться для других дел. И потому Виктор Юрьевич резко шагнул и оторвался от женщины на пять шагов. Солдаты последовали за ним, отгородив женщину от командира взвода живой стеной. А она слишком поздно среагировала и вынуждена была идти позади этой стены.

Ослябя снова начал часто поглядывать на часы и на небо, которое стало хмуриться. Впрочем, непонятно было, то ли небо хмурится, то ли уже вечерний сумрак надвигается. А скорее всего, одно совместилось с другим, и при хмуром небе вечерний сумрак начал сгущаться раньше обычного времени.