Псы и убийцы

Скадли вздрогнул. «Двуструйку», или «двуструйный огнемет», он видел лишь однажды (когда общевойсковое соединение взяло кого-то из бандитов живым) и не горел желанием наблюдать это зрелище снова. Страшная это вещь: человека фиксируют в позе «на четвереньках» и накачивают ему зажигательную смесь для огнемета – в глотку и… в другое место, а потом…

Умом-то Скадли понимал его доводы. Хуже всего, что они имели под собой реальную почву. Но как он, ради Всемогущего, сам не понимает, что невозможно, кощунственно даже думать так, когда в опасности Родина? Выбор-то каков? Пусть нас лучше за-воюют? Вырежут, обратят в рабство, да?!

– Не знаю… – Это Вигр сказал тихо-тихо, словно самому себе. – Может быть, лучше для нас будет именно это. Ведь мы-то не темные и не жестокие… не были такими. Но сейчас… Понимаешь, то, что спасает себя таким способом, не имеет права на существование.

Раз! И снова – будто доской по темени.

– Ах ты па-адаль, – прошептал Скадли и хлестко ударил его в челюсть.

Заметил безмерное удивление в черных глазах и, превозмогая дурноту, ударил второй раз. Мгновение спустя они уже дрались, сцепившись, как дикие коты, не вспоминая ни о боевых приемах, ни о коротких мечах на поясах, чтобы ничего не могло встать между ними и их ненавистью.

Где-то на краю сознания мелькали растерянные голоса – Гети, Кель, Биаци… Но все-таки даже сейчас они оставались щупачами, поэтому когда волна собачьей ярости опалила их, они с неуловимой быстротой развернулись спина к спине и в одно горло крикнули: «Стой!»

Вовремя. Еще миг – и полетело бы мясо с костей: в такой ситуации собак одним мысленным посылом не остановить. Скадли даже сорвал голос.

Вигр кинулся успокаивать свою Группу; Скадли, сипя и кашляя, – свою, и так они разошлись в разные стороны.

Вообще-то Скадли не умел долго хранить ненависть, и потому он одно время пытался поймать взгляд Вигра: вдруг тот подмигнет, тогда они рассмеются и обо всем забудут; или хотя бы не опустит глаза, тогда Скадли сам подмигнет… Вигр и не опускал, но глядел как бы сквозь него.

И вот теперь он не возвращается, хотя сумерки уже перешли в ночь. Не случилось ли чего?

Внезапно Нюхач из его Группы рявкнул басом, другие собаки отозвались, и несколько четвероногих теней сразу исчезло в темноте.

Но это не ребята возвращаются: тогда псы лаяли бы иначе. Враг!

Когда Скадли и остальные подоспели, Нюхач стоял передними лапами на распростертой фигуре и улыбался во всю пасть. Молодец – доказал свою профессиональную пригодность.

Звеня длинными ножнами по земле, прибежал дежурный офицер. Задержанного подняли. Обыкновенный оремонский мальчик, недоросток лет пятнадцати. И – абсолютно безоружен, хотя здесь в таком виде из деревни не выходят. Да и вообще, в одиночку здесь бродить, даже местному… Босые ноги сбиты в кровь – издалека добирался.

– Что тебе здесь нужно?

Парнишка, мешая оремонскую речь с «общим», испуганно затараторил. Скадли наморщил лоб, пытаясь разобраться. Кто-то ему был нужен… младший начальник какой-то…

– Старший начальник здесь я! – Дежурный офицер возвышался над ним, как дог над Малым.

Нет. Зачем-то ему был нужен именно младший.

– Из начальников у нас младшие – вожаки, – куражливо выкрикнул один из курсантов. – Может, он к моему вожаку пришел, а? Мяса ему принес. Своего!

Вокруг загалдели:

– Мяса! Жратиньки хочу-уу!

– Да врет он все, парни, слушай больше!

– Вынюхивал что-то, гаденыш.

Зычно взревел один из вожаков, сунувшись клыкастой пастью прямо к лицу мальчишки, – тот с воплем осел на землю. Он уже не сдерживал слез, все еще пытаясь что-то объяснить.

«Они совсем паренька сейчас задавят, – с неудовольствием подумал Скадли, косясь на дежурного. – Ну что за разведчик из такой сопли? Даровую игрушку себе отыскали».

– А ну встань, крыса!

Но тот еще больше скорчился у ног курсантов, и тогда кто-то из них, выслуживаясь перед офицером, схватил его за грудки и рванул так, что распустил одежду до пояса, а парень вскрикнул и подскочил как ошпаренный…

Да… такого не ожидал, никто.

Не вскрикнул, а вскрикнула. И не парень вовсе.

И воцарилось молчание. В задних рядах один заржал блудливо, но его пихнули, и он умолк.

Первым опомнился дежурный.

– Так. Дело представляется ясным. Шпионаж!

– Потому и переоделась, – ошеломленно брякнул кто-то.

Скадли внутренне согласился было, но тут же сообразил, что для целей разведки, может, и стоит переодеть девицу в мужское, но нет смысла именно девицу и посылать: настоящий мальчишка сработает уж никак не хуже. Да и что здесь вынюхивать? Боевые псы – о них и так весь Оремон… весь Западный округ знает, разве скроешь… Только пусть попробуют до Лара эту весть донести через патрули.

– Сколько ты наших ребят заманила, гнида, сука?! – зазвенел яростью ломающийся юношеский голос.

Тут же подскочили остальные, готовые разорвать пленницу не хуже, чем их псы. Они словно забыли, что перед ними всего лишь девчонка – враг перед врагом.

– Тихо! – Офицер вдруг как-то по-волчьи вгляделся в ночь:

– Что там еще?! Боевая тревога!

Оказалось, ничего страшного. Просто вернулись посланные за пищей.