Первый разговор, когда тов. Плеханов говорил о своем решении выйти в отставку в случае моего безусловного несогласия на кооптацию, имел место в день окончания съезда Лиги, вечером, и на другой день утром, в присутствии двух членов Совета партии. Разговор вращался около вопроса об уступках оппозиции. Плеханов настаивал на необходимости уступить, считая несомненным, что оппозиция не подчинится никакому постановлению Совета партии и что полный раскол партии может произойти немедленно. Я настаивал на том, что после происшедшего в Лиге, после принятых на ее съезде мер представителя TTC (a тов. Плеханов участвовал в обсуждении каждой из этих мер и всецело одобрял их) — уступать анархическому индивидуализму невозможно и что выступление особой литературной группы (которую я неоднократно в разговорах с Плехановым признавал вполне допустимой, вопреки его мнению) еще не обязательно, может быть, означает раскол. Когда разговор свелся к выходу в отставку одного из нас, то я тотчас сказал, что уйду я, не желая мешать Плеханову попытаться уладить конфликт, попытаться избежать того, что он считал расколом.
Тов. Плеханов так любезен ко мне теперь, что не может найти иных мотивов моего шага, кроме самой трусливой увертливости. Чтобы изобразить это мое свойство в самых живых красках, тов. Плеханов приписывает мне слова: «Всякий скажет: очевидно, Ленин неправ, если с ним разошелся даже Плеханов».
Краски наложены густо, что и говорить! Так густо, что выходит даже незамечаемая тов. Плехановым явная несообразность. Если бы я был уверен, что «всякий» найдет правым Плеханова (как Плеханов скромно думает про себя), и если бы я считал необходимым считаться с мнением этого всякого, то очевидно, что я
Тов. Плеханов, в своем стремлении к точности, немножечко переусердствовал, замечая: Плеханов не имел права
ОБ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ УХОДА ИЗ РЕДАКЦИИ «ИСКРЫ» 177
никогда бы не решился разойтись с Плехановым, что я пошел бы за ним и в этом случае. Тов. Плеханов, желая представить мое поведение самым что ни на есть дурным и вытекающим из сквернейших мотивов, приписал мне мотив, лишенный
На самом деле, моя мысль была: уж лучше я выйду, потому что иначе мое особое мнение послужит помехой
Несколько дней спустя я действительно зашел к Плеханову, вместе с одним членом Совета, и разговор наш с Плехановым принял такой ход:
Знаете, бывают иногда такие скандальные жены, — сказал Плеханов, — что им
необходимо уступить во избежание истерики и громкого скандала перед публикой.
Может быть, — ответил я, — но надо уступить так, чтобы сохранить за собой си
лу не допустить еще большего «скандала».
Ну, а уйти — значит уже все уступить, — отвечал Плеханов.
Не всегда, — возразил я, и сослался на пример Чемберлена. Мысль моя была
именно та, которую я выражал и печатно: если Плеханову удастся добиться мира, при
емлемого и для большинства, в рядах которого Плеханов боролся так долго и так энер
гично, тогда я тоже войны не начну; если не удастся, — я сохраняю за собой свободу
действий, чтобы разоблачить «скандальную жену», если ее не успокоит и не утихоми
рит
В тот же разговор я сказал Плеханову (еще не знавшему условий оппозиции) о своем «решении» войти в TTC (я мог «решить» это, но согласие должны были дать, разумеется, все члены ЦК). Плеханов вполне
178 В. И. ЛЕНИН