Согласно разрешения Вашего Сиятельства г-н Суллержицкий заведовал в Батуме выселением духоборов за границу.2 Совершенно неожиданно, однако, в середине его занятии по отправке второй партии в 2000 душ в Канаду чины жандармского управления объявили ему, что он не имеет права заниматься этим делом, и в канцелярии Вашего Сиятельства ему ответили то же, советуя ему уехать с Кавказа. Дело посадки на пароходы, заготовления провизии, помещения, врачебной помощи переезжающих 2000 душ есть дело большой сложности и трудности, и всякое упущение в нем может повлечь за собой самые тяжелые для переселенцев последствия: от ненужной траты их последних средств до болезней и смерти.
Совершенно уверенный в том, что для правительства нежелательны те печальные последствия, которые неизбежно должны произойти, если переселяющиеся духоборы будут лишены руководителей, и что запрещение Суллержицкому продолжать начатое им дело есть последствие какого-нибудь недоразумения, я покорно прошу Ваше Сиятельство допустить Суллержицкого до исполнения начатого им дела, а также и имеющего передать Вам это письмо сына, графа Сергея Толстого, который предполагает заменить Суллержицкого после отъезда его со второй партией и заведовать отправкой третьей, тоже в 2000 душ, партии имеющей отправиться в нынешнем же году на нанятом уже для этой цели пароходе.
В надежде на благоприятное решение Вашего Сиятельства остаюсь с совершенным уважением Ваш покорный слуга
Лев Толстой.
8 ноября 1898.
Впервые опубликовано в «Толстовском ежегоднике» 1913, стр. 151—152.
Письмо было доставлено C. Л. Толстым, выехавшим вместе с Сулержицким из Ясной Поляны 9 ноября. Сулержицкому и C. Л. Толстому было разрешено Голицыным заниматься на Кавказе делами по переселению за границу духоборов. См. воспоминания C. Л. Толстого «Очерки былого», Гослитиздат, М. 1949, стр. 202—206.
1 Толстой ошибся в отчестве Голицына. См. письмо № 193.
2 См. письмо № 193.
* 309. Э. Э. Ухтомскому.
Дорогой Эспер Эсперович,
Благодарю вас за ваше письмо из Берлина. Важно то, что прошение было подано для того, чтобы люди знали, что сделали, что могли.1 Переселение подвигается, но продолжает представлять огромные трудности, тем более, что правительство не перестает пускать палки в колеса. На днях Голицын выслал с Кавказа необходимого для дела Суллержицкого. Я послал его назад с прибавкой Сережи — сына, кот[орый] повез письмо Голицыну, и к[оторому] пишу, что запрещение людям руководить и помогать им в этом важном и трудном деле наемки, погрузки пароходов, приготовления провизии и всего нужного, есть бесполезная жестокость, и что поэтому надеюсь, что изменит свое решение и позволит Суллер[жицкому] и Сереже заведовать этим делом. Они три дня, как уехали. Жду что будет. Это между прочим. Пишу же вам вот по какому делу. Есть докт[ор] Мокшанцев — посылаю вам все бумаги его — который вот уже, кажется, 4-й год бьется из того, чтобы его выслушали о деле огромной важности об ограждении людей от опасности быть посаженными в сумашедшие дома. Но ни правительство, ни пресса не хотят услышать его и дать услышать другим. Я его не знаю, но письмо и брошюра его прекрасно написаны и неотразимо доказывают то, что он хочет доказать.
Напечатать его статью или ряд статей в газете было бы очень полезно, чтобы обратить внимание и общества и правительства на этот вопрос.
Так вот посылаю вам это всё, а вы сделаете, что найдете лучшим.2 С большим удовольствием вспоминаю ваше пребывание у нас3 и дружески жму руку.
Лев Толстой.
Печатается по копировальной книге № 2, лл. 14—15. Датируется на основании слов: «Они три дня, как уехали». Сулержицкий и C. Л. Толстой уехали 9 ноября.
Ответ на письмо Ухтомского от 8/20 октября, в котором Ухтомский сообщал, что прошение от имени духоборов Николаю II, написанное Толстым, он передал царю через Сипягина, но что, по его мнению, «мало надежды на то, чтобы духоборов можно было отпустить из Сибири до того, как вся масса выселится из пределов России».
1 См. письмо № 107.
2 См. письмо № 310.
3 Ухтомский приезжал в Ясную Поляну в день семидесятилетия Толстого. См. ДСАТ, 1897—1909, стр. 76—77.
* 310. А. Е. Мокшанцеву.
Милостивый государь
А[лексей] Е[горович].
Я второй раз перечел вашу брошюру и ваши бумаги и не могу понять, каким образом случилось то, что все ваши труды, для уяснения и исправления этого огромной важности дела, которым вы заняты, остались до сих пор без результатов.
И важность самого дела, и ваше звание, и прекрасное изложение его должны бы, казалось, встретить совсем другой прием в правительстве и в прессе.