ПСС том 20

Удивительно, что г. Рубанович, представитель партии с.-р., может писать во французском социалистическом органе: «многое простится перешедшему в лагерь умеренных бывшему эсеру за то, что он сумел затронуть лучшие струны» (речь идет о том заседании Думы, когда правые назвали Караулова каторжником, а он ответил, что гордится этим).

За эффектную фразу«прощать» карьеру ренегата — это в духе эсеров. Ренегаты бывают во всех революционных партиях, во всех странах, и всегда находятся среди них мастера на эффекты. Но чтобы революционеры, представители «революционных» партий, заявляли публично: «многое простится» ренегату за ловкий выкрик, — это бывает не часто. Для этого надо, чтобы в якобы «революционной» партии был громадный процент либералов с бомбой.Для этого надо, чтобы эти, оставшиеся без бомбы, либералы могли уживаться в «революционных» партиях, совсем беззаботных в деле отстаивания революционных принципов, революционных заветов, революционных чести и долга.

Есть и другой, более глубокий урок, который вытекает из «карьеры русского террориста». Это — урок классовой борьбы, это — иллюстрация того, что только революционные классымогут быть теперь в России опорой хоть сколько-нибудь серьезных революционных партий. Не один Караулов, а массабуржуазной интел-

КАРЬЕРА РУССКОГО ТЕРРОРИСТА 99

лигенции, бывшей недавно демократической и даже революционной, повернула теперь вспятьот демократии и от революции. Это не случайность, а неизбежный результат развития классового сознания русской буржуазии, увидавшей на опыте,как близок момент, когда «лагерь» монархии и лагерь революции встанут друг против друга, — увидавшей на опыте, какойвыбор приходится при этом делать ей, буржуазии.

Кто хочет учиться на великих уроках русской революции, тот должен понять, что только развитие классового сознания пролетариата, только организация этогокласса, только очищение его партии от мелкобуржуазных «попутчиков», от свойственных им беспринципности, шатаний и слабости можетпривести снова и наверное приведет снова к победам народа над монархией Романовых.

«Социал-Демократ» № 19— 20, Печатается по тексту

13 (26) января 1911 г. газеты «Социал-Демократ»

100

Л. Н. ТОЛСТОЙ И ЕГО ЭПОХА

Эпоха, к которой принадлежит Л. Толстой и которая замечательно рельефно отразилась как в его гениальных художественных произведениях, так и в его учении, есть эпоха после 1861 и до 1905 года. Правда, литературная деятельность Толстого началась раньше и окончилась позже, чем начался и окончился этот период, но Л. Толстой вполне сложился, как художник и как мыслитель, именно в этот период, переходный характер которого породил всеотличительные черты и произведений Толстого и «толстовщины».

Устами К. Левина в «Анне Карениной» Л. Толстой чрезвычайно ярко выразил, в чем состоял перевал русской истории за эти полвека.

«... Разговоры об урожае, найме рабочих и т. п., которые, Левин знал, принято считать чем-то очень низким,., теперь для Левина казались одни важными. «Это, может быть, неважно было при крепостном праве, или неважно в Англии. В обоих случаях самые условия определены; но у нас теперь, когда все это переворотилось и только укладывается, вопрос о том, как уложатся эти условия, есть единственный важный вопрос в России», — думал Левин» (Соч., т. X, стр. 137).

«У нас теперь все это переворотилось и только укладывается», — трудно себе представить более меткую характеристику периода 1861—1905 годов. То, что «переворотилось», хорошо известно, или, по крайней мере, вполне знакомо всякому русскому. Это — крепостное право и весь «старый порядок», ему соответ-

Л. Н. ТОЛСТОЙ И ЕГО ЭПОХА 101

ствующий. То, что «только укладывается», совершенно незнакомо, чуждо, непонятно самой широкой массе населения. Для Толстого этот «только укладывающийся» буржуазный строй рисуется смутно в виде пугала — Англии. Именно: пугала, ибо всякую попытку выяснить себе основные черты общественного строя в этой «Англии», связь этого строя с господством капитала, с ролью денег, с появлением и развитием обмена, Толстой отвергает, так сказать, принципиально. Подобно народникам, он не хочет видеть, он закрывает глаза, отвертывается от мысли о том, что «укладывается» в России никакой иной, как буржуазный строй.