«... 1) Отколовшись от с.-д. рабочих, они вступили в блок с мелкой буржуазией (с.-р., трудовиками и н.-с.) ради совместного торга о местечках с кадетами. Письменный договор об этом вступлении отколовшихся с.-д. в мелкобуржуазный блок
они скрыли от рабочихи от публики.
Но мы не теряли надежды, что этот договор будет все же опубликован, и тайное станет явным».
Обращаю внимание суда на то, что в моей, обвиняющей Дана и 31-го меньшевика, брошюре сразу подчеркнут момент скрывания от рабочих письменного договора. Идем далее:
«2) Как составная часть мелкобуржуазного блока (неправильно именуемого в газетах «левым блоком»), отколовшиеся меньшевики торговались с кадетами о предоставлении этому блоку трех мест из шести. Кадеты давали два места. Не сторговались. Заседание мелкобуржуазной «конференции» (выражение не наше, а взятое из газет) с к.-д. было
18-го января.О нем сообщали «Речь» и «Товарищ». «Речь» объявляет сегодня соглашение несостоявшимся (хотя мы, конечно, должны быть готовы к тому, что за спиной переговоры все еще ведутся).
Меньшевики об этом своем
«выступлении»для продажи кадетам голосов рабочих не сообщают пока в печати».
Вот в какой обстановке стоит первая цитата. Мои слова против меньшевиков написаны в тот самый день, когда
я впервыеузнал из газет, что блок меньшевиков и народников с кадетами
противбольшинства петербургской с.-д. организации не состоялся, причем я тут же оговорился, что не могу считать соглашение
окончательнонесостоявшимся, что надо быть готовым
к худшему:к продолжению переговоров
«за спиной».Почему я считал тогда (а я и теперь считаю свое тогдашнее воззрение правильным), что надо быть готовым к этому худшему? Потому, что скрытие от публики письменного договора меньшевиков с мелкобуржуазным блоком было поступком неправильным, недостойным социалиста и неизбежно вызывающим
самые худшие подозрения.
296 В. И. ЛЕНИН
О какой «продаже» кадетам голосов рабочих идет здесь речь? Некоторые шутники говорили мне, что они поняли так, — будто я говорю о продаже
за деньги.Шутка, конечно, не лишена остроумия. Но человек грамотный и серьезно читающий всю брошюру, а не вырванные места, разумеется, увидит сразу из контекста, из всех предыдущих и последующих фраз, что речь идет о продаже
не за деньги, а за местечки в Думе.Под «торгом» и «куплей-продажей» разумеется обмен эквивалентов политических, а не экономических, мест за голоса, а не денег за голоса.
Спрашивается, стоило ли останавливаться на таком ясном и очевидном обстоятельстве?
Я глубоко убежден, что стоило, ибо в этом пункте мы вплотную подходим к выяснению того вопроса, который поставлен Центральным Комитетом, именно: о допустимых или недопустимых выступлениях в печати.
Если бы в разбираемом месте брошюры было сказано: 31 продавали за деньги голоса рабочих кадетам, тогда это было бы приписыванием позорного и преступного образа действий противнику. За такое утверждение сделавший его подлежал бы суду, разумеется, вовсе не за «внесение смуты в ряды пролетариата», а за
клевету.Это вполне ясно.
Наоборот, если бы в разбираемом месте брошюры было сказано: 31 выступили для
присоединенияк кадетским голосам голосов рабочих при условии места в Думе для с-д., — тогда это был бы образчик лояльной, корректной, допустимой для членов партии полемики.
Чем отличается от
этойформулировки та, которая выбрана мной? Она отличается тоном, делающим всю музыку. Именно эта формулировка как бы рассчитана на то, чтобы вызвать у читателя ненависть, отвращение, презрение к людям, совершающим такие поступки. Эта формулировка рассчитана не на то, чтобы убедить, а на то, чтобы разбить ряды, — не на то, чтобы поправить ошибку противника, а на то, чтобы уничтожить, стереть с лица земли его организацию. Эта формули-
ДОКЛАД V СЪЕЗДУ РСДРП 297
ровка действительно имеет такой характер, что вызывает самые худшие мысли, самые худшие подозрения о противнике и действительно, в отличие от формулировки убеждающей и поправляющей, она «вносит смуту в ряды пролетариата».
Значит, вы признаете такую формулировку
недопустимой?— спросят меня. — Конечно, да, — отвечу я, —
только с маленьким добавлением:недопустимой для членов
единойпартии. В этом добавлении весь гвоздь вопроса. Вся неправильность, скажу больше, недобросовестность выдвинутого против меня Центральным Комитетом обвинения в том и состоит, что
ЦК умалчивает об отсутствииединой партии в то время, когда писалась брошюра, в той организации, от которой она (не формально, а по существу дела) исходила, целям которой она служила. Недобросовестно обвинять за «недопустимое для членов партии выступление в печати» по такому поводу, когда был
расколв партии.