ПСС том 11

экономической и всякой другой культуры. На этой почве беспрепятственно росло и лицемерно распространялось учение о «неразрывном единении царя с народом и народа с царем», учение о том, что самодержавная власть царя стоит выше всех сословий и классов народа, выше деления на бедных и богатых, что она выражает всеобщие интересы всего народа. Вот теперь перед нами попытка проявить на делеэто «единение» в самой робкой, зачаточной форме, в виде простого совещанияс «выборными людьми от всей земли русской». И что же? Сразу оказывается, что «единение царя с народом» возможно только при посредстве армии чиновников и полицейских, оберегающих прочность надетого на народ намордника. Для «единения» нужно, чтобы народ не смел разинуть рта. «Народом» считаются только помещики и капиталисты, допускаемые к двухстепенным выборам (они сначала выбирают, по уездам или городским участкам, выборщиков, а выборщики выбирают уже членов Государственной думы). Крестьяне-домохозяевасчитаются народом лишь будучи просеяны четырехстепеннымивыборами под надзором, при содействии и назидании предводителей дворянства, земских начальников, чинов полиции. Сначала домохозяева выбирают членов волостных сходов. Далее, волостные сходы выбирают уполномоченных от волостей, по два от схода. Затем эти уполномоченные от волостей избирают губернских выборщиков. Наконец, эти губернские выборщики от крестьян вместе с губернскими выборщиками от помещиков и капиталистов (горожан) выбирают членов Государственной думы! В общем числе губернских выборщиков крестьяне почти везде составляют меньшинство. Им обеспечено только по выбору одного члена Государственной думы от каждой губернии обязательно из среды крестьян же, т. е. 51 место из 412 (в 51-ой губернии Европейской России).

Весь городской рабочий класс, вся деревенская беднота, батраки, бездомные крестьяне вовсе не участвуют ни в каких выборах.

182 В. И. ЛЕНИН

Единение царя с народом есть единение царя с помещиками и капиталистами с добавлением горстки богатых крестьян и с подчинением всех выборов строжайшему надзору полиции. Нет и речи о свободе слова, печати, собраний, союзов, без которой выборы являются чистейшей комедией.

Государственная дума не имеет ровно никаких прав, ибо все ее решения имеют не обязательный, а лишь совещательный характер. Все ее решения идут в Государственный совет, т. е. на просмотр и одобрение тех же чиновников. Это — только игрушечная пристроечка к чиновничьему и полицейскому зданию. На заседания Государственной думы публика не допускается. Отчеты о заседаниях Государственной думы допускаются к оглашению в печати только тогда, когда заседания не объявлены закрытыми, а для закрытия достаточно чиновничьего распоряжения, т. е. отнесения рассматриваемого вопроса министром к числу государственных тайн.

Новая Государственная дума — это все тот же российский полицейский участок в расширенном виде. Богатый помещик и фабрикант-капиталист (изредка богатый крестьянин) допускаются для «совещания» в «открытые» заседания полицейского участка (или земского начальника, или фабричного инспектора и т. п.); они всегда имеют право повергнуть свои мнения на «благовоззрение» государя императора... то бишь околоточного надзирателя. А «черный народ», рабочие городские и деревенская голь, разумеется, ни на какие «совещания» никогда не допускаются.

Разница только та, что полицейских участков много и все в них шито-крыто. А Государственная дума — одна, и теперь пришлось опубликовать порядок ее выборов и пределы ее прав. Публикация эта, повторяем, сама уже по себе является превосходным разоблачением всей гнусности царского самодержавия.

С точки зрения интересов народа, Государственная дума — самое наглое издевательство над «народным представительством». И как нарочно, чтобы еще больше подчеркнуть эту издевку, являются такие факты, как

«ЕДИНЕНИЕ ЦАРЯ С НАРОДОМ И НАРОДА С ЦАРЕМ» 183