Псоглавцы

Кирилл стоял на дороге, что вела от деревни к храму и дальше, на торфяные карьеры. Ночи, в общем-то, не было. Дымка дальних пожаров превратила черноту в какую-то серую и тусклую мглу, где рассеялся свет луны. Всё вокруг казалось зыбким и нереальным, как мираж. Неужели где-то в деревне Лиза сейчас открывает калитку и выходит в этот тёмный туман, чтобы оказаться рядом с ним?

Кирилл представил, как Лиза обомлела от его звонка. А потом осознал, что Лиза и вправду придёт к нему. Просто так, без жеманства и кокетства. Он же видел, что нравится ей. Вот теперь он позвал — и она пошла. Для игры, притворного безразличия, её ресурс был слишком мал: говорить она толком не могла, а залётный московский парень исчезнет так же легко, как появился. Кирилл подумал, что, если бы он пожелал, Лиза безропотно легла бы с ним в постель.

Наверное, надо пойти Лизе навстречу, всё-таки ночь. Кирилл пошагал вдоль бетонного забора усадьбы по направлению к деревне. Забор кончился, Кирилл сделал ещё десяток шагов и остановился.

Впереди во мгле пыльно светлела песчаная дорога. А вокруг неё до мутного неба вздымалась огромная тёмная роща. В роще находилось деревенское кладбище. Идти мимо него Кирилл не хотел.

Сколько раз во взрослой дневной жизни он вышучивал детские страшилки и фильмы ужасов, а сейчас боялся идти через кладбище ночью и в одиночку. Чего он испугался? Что из могильной земли вдруг высунется рука мертвеца? Что за деревьями, качаясь, промелькнёт истлевший покойник? Это киношные штампы. А всё равно страшно.

Сосущий, тоскливый страх перед тем, что невыносимо. А ему невыносимо видеть эти кресты, оградки, скамейки. Там, под землёю, лежат не чудища, а обычные люди, жители деревни Калитино, колхозники, разнорабочие, пенсионеры… Но не в этом дело.

Как ни успокаивай себя соображениями бытовой повседневности, достаточно крохотной мелочи, чтобы они разлетелись в пух и прах. И пускай оживших мертвецов не бывает, хоть колхозники они, хоть графы Дракулы. Но страх-то всё равно есть. Упыри — сказка, а страх, безусловно, реален. Его не уничтожить отчаянным воплем: «Тебя нет!»

Дверь в ад может открыться где угодно: и в старой могиле колхозника, и в собственной душе. В душе даже вероятнее. Сердце толкалось в груди Кирилла, точно кто-то бился плечом в дверь. И Кирилл не хотел, чтобы эта дверь распахнулась.

Здесь, на кладбище, запоры на этой двери ослабли, обветшали. Скрипнет крест, крикнет птица, упадёт сухая ветка — и запоры лопнут совсем. Дверь отлетит в сторону, страх вырвется наружу, как демон. И он разорвёт Кирилла. Какая разница, откуда демон нападёт — изнутри или снаружи: из могилы деревенского кладбища или из тех кошмаров про псоглавцев, которые Кирилл здесь себе навоображал? Кирилл сойдёт с ума, потому что когда-то слушал детские страшилки и смотрел ужастики, а сейчас оказался ночью на кладбище один.

Для птиц и мышей на этом кладбище никого нет. Деревьям не страшно. А вот для него, Кирилла, демон будет реален, откуда бы он ни явился. Реален будет его запах, его взгляд, его прикосновения, реален будет звук его шагов, которые не оставят следа на пыльной дороге. Реальным будет всё, что демон сделает с ним, с Кириллом. Никогда не предъявить другим людям того демона, который нападал на человека, но всегда реально то, что демон сотворил с жертвой.

Кирилл стоял на опушке кладбищенского перелеска и слушал тихий шум полночи: дыхание листвы, какой-то шёпот, шорохи ветерка. А ведь где-то совсем недалеко через этот перелесок шла Лиза. И она так же боялась. А может, боялась вдвойне, потому что однажды уже столкнулась с этим ужасом на лесной дороге у промоины, и даже не однажды, если вспомнить о смерти её отца. Но она всё равно шла.

И Кирилл тоже пошёл. Да, он боялся, но не считал себя трусом, как не считал и храбрецом. Но если бы он не тронулся с места, Лиза оказалась бы сильнее его. Тогда для него исчез бы смысл продолжать отношения. У Кирилла уже была девушка, которая поставила себя в сильную позицию — Вероника. Она всегда была права, а он всегда имел меньше, чем ей хотелось, и делал хуже, чем она рассчитывала. Вот поэтому теперь он здесь, и ему больше не нужна Вероника.

А Лиза, оказывается, стала нужна. Рядом с Лизой он был и речист, и умён, и силён, и богат, и вообще умел гораздо больше, чем она. Так получилось само собой, он не самоутверждался, принижая Лизу. Но ведь рядом со своей девушкой он обязан чувствовать себя мужчиной, чтобы самому идти вперёд, выбирая путь для обоих, а не догонять подругу, вечно перед ней виноватый. Кирилл хотел быть сильным, а для этого надо быть сильным как минимум для своей девушки. Это точка старта. И потому сейчас он тоже шёл через перелесок.

Кладбище началось как дурной сон, от которого не можешь избавиться. В тёмной мути меж стволов светлели кресты. Кирилл физически ощущал, что земля под его ногами набита людьми. Ведь не все же кресты уцелели. Сколько лет этой раскольничьей деревне? Сколько лет кладбищу, через которое накатали просёлочную дорогу? Над чьей забытой головой, над чьими рёбрами он сейчас ступает?