Псоглавцы

Реформа расколола нацию надвое: «никониане» и староверы. У «никониан», вроде как модернистов, аргументы были самые тупые: «так начальство велело». А кондовые, замшелые раскольники взывали к здравому смыслу. Каноны на то и нужны, чтобы быть неизменными. Нельзя в угоду властолюбию царя или патриарха подгибать веру под сиюминутные расклады политических сил.

Но более того. Битва «никониан» и староверов вовлекла в себя тех, кому не было никакого дела до Никона или обрядов. Тех, кто был в целом недоволен порядками Русского государства. Эти недовольные присоединялись, естественно, к раскольникам, и осуждение реформы морально оправдывало их личный бунт. Реформа Никона не сблизила с греками, а разъединила русских. Вот тебе и модернизация.

Кирилл снова включил чайник. Эти древние споры, оказывается, ничуть не устарели. А чего им устаревать, если по торфяным карьерам в дыму пожаров до сих пор бродят раскольничьи псоглавцы?..

…Главой раскола считали священника Иоанна Неронова. Кирилл почитал про него и решил, что Неронов, скорее, был просто склочным, вечно недовольным старикашкой. Его сослали на север, в Кандалакшу, он бежал на Соловки, оттуда – обратно в Москву. По дороге принял монашество, чтобы, в случае чего, его судили бы церковным судом, а не как государственного изменника. Но в Москве он сдался Никону и покорился. А когда Никона низвергли, он опять восстал – и опять был отправлен в ссылку. Едва запахло отлучением от церкви, Неронов снова покаялся в расколе. В конце концов, его сделали настоятелем московского Данилова монастыря, он успокоился, хотя изредка и брюзжал. Хорош вожак, скептически подумал Кирилл.

Настоящим духовным лидером раскольников был неукротимый протопоп Аввакум. Уж он-то и мог называться фанатиком, хотя в его фанатизме было что-то бесконечно человеческое. Он был фанатиком не идеи, а самого бога, который всегда висел в небе над Аввакумом и встревал во все передряги протопопа. Тут же вертелась и свора бесов, всюду пакостивших Аввакуму. Из-за этой суматохи ангелов и демонов мятежный протопоп напомнил Кириллу странствующего укротителя.

Протопоп по-девичьи ревновал к чистоте обрядов, и за это его постоянно били. Изгнанный паствой из своего Юрьевца-Повольского, он явился в Москву. Сначала переписывал церковные книги, но потом Никон перепоручил эту работу грекам. Аввакум тотчас накатал царю жалобу с обличениями. Никон упёк жалобщика в тюрьму, затем сослал в Тобольск. Шесть лет Аввакум пропадал в дикой Сибири с одичавшими стрельцами, ходил в походы от Байкала до Амура. Попутно в своих сочинениях он клял всех – и греков, и царя, и Никона, и стрельцов.

Когда Никон рухнул, Аввакума вернули в Москву, но попросили не бушевать. Куда там: Аввакум всех разнёс в пух и прах. Его сослали в Мезень. Он не унялся. Его вернули в Москву и прокляли в Успенском соборе, а он ответил анафемой на тех, кто его проклинал. Потом в Чудовом монастыре в Кремле иноземные патриархи умоляли Аввакума смириться, а рядом в это время рубили головы его сподвижникам. Протопоп и тут не сдался. Его высекли кнутом и сослали в город Пустозёрск почти на Ледовитом океане, посадили в земляную тюрьму на хлеб и воду. Аввакум просидел там четырнадцать лет, писал разгромные письма и благословлял приходивших к нему раскольников. И тогда непокорного протопопа сожгли заживо в срубе. А раскольники восславили Аввакума как священномученика и исповедника.

Да… На такое не пойдёшь ради лишнего пальца при крещении. За раскольниками стояло попранное царём и церковью право жить так, как они считали нужным. Этим образом жизни они никому не мешали, а их травили, как зверей. От попов и бояр из своего дома сбежал каждый десятый русский. Это масштаб гражданской войны.

Кирилл думал, что беглые раскольники, плача, сидели в чащах по землянками и молились на унесённые иконы. На самом деле всё было не так. В глухих и далёких лесах раскольники строили церкви, могучие многолюдные деревни и монастыри-крепости, распахивали поля, учили детей, писали книги. Сложились мощные центры раскола: в Карелии вокруг городка Повенец, на волжских притоках Иргиз и Керженец, на реке Яик, на Среднем Урале, в Сибири на Тоболе, под Черниговом и в Польше. Это была другая Россия, параллельная.

Кирилл подумал, что ещё и альтернативная. Даже в каком-то смысле демократическая. Ведь здесь не имело значения ни боярство, ни дворянство. Власть принадлежала расколоучителям – политикам, и богатым старшинам – бизнесменам. А старая вера была чем-то вроде гражданства. И разные раскольничьи святые и мученики утверждали не истинность веры, а приверженность к своему сообществу.

Государство искало и карало беглецов. До Петра I раскольникам полагались кнут, острог и каторга, и в ответ раскольники устраивали чудовищные массовые самосожжения. Пётр перевёл наказание на деньги, хотя тюрьмы не опустели, а самосожжения не прекратились, и после Петра староверы научились зарабатывать бабки и платить за свою свободу. Стойкость их не поколебали ни пытки, ни рэкет.