Псмит-журналист

— Всего только? — скорбно повторил Псмит. — Разве этого мало? Из всех тухлых дыр, куда меня забрасывала судьба, эта, по-моему, наитухлейшая. Зодчий этого памятника американской архитектуры, видимо, питал неизгладимое отвращение к окнам. По его мнению, для вентиляции вполне достаточно отверстия в наружной стене величиной с горошину, на чем он и остановился. Если наш достойный друг не прибудет в ближайшее же время, я обрушу крышу. Да провалиться мне! А также лопни мои глаза! Там над нами ведь крышка люка? Товарищ Виндзор, прострите руку.

Билли встал на стул и отодвинул засов. Крышка люка опустилась, покачиваясь на петлях, и открылся квадрат бархатно-синего неба.

— Черт! — воскликнул Билли. — Жить в такой духотище, когда это и не обязательно вовсе. А у них засов даже заржавел!

— Полагаю, это благоприобретенный вкус. Как к лимбургскому сыру. Воздух они предпочитают такой густой, что его можно черпать ложкой. Тут они встают на задние лапы, делают глубокий вдох и говорят: «Какая прелесть! Куда там озону!» Не закрывайте люк, товарищ Виндзор. А теперь не отказаться ли нам от услуг товарища Малонея?

— Верно, — согласился Билли. — Вали отсюда, Мопся, мальчик мой.

Мопся негодующе уставился на него.

— Валить? — переспросил он.

— Пока подметки не прохудились, — ответил Билли. — Тут не место для дитяти священника. В любую минуту тут может стать очень жарко, а ты будешь путаться под ногами.

— Не уйду! Я посмотреть хочу, — возразил высокородный Малоней.

— Нечего тебе смотреть. А ну катись! Мы тебе завтра все расскажем.

Высокородный Малоней неохотно поплелся к двери, но тут с лестницы донесся стук элегантной обуви, и в комнату энергичной походкой вступил человек в костюме табачного цвета и коричневой фетровой шляпе. В руке он держал небольшую записную книжку, и Псмиту не понадобилось тревожить свой шерлок-холмсовский метод: внешность новоприбывшего просто вопияла, что это — долгожданный сборщик квартирной платы.

20. В ловушке

Он остановился у двери, удивленно озирая компанию внутри. Был он щуплым, бледным, с выпуклыми глазами, которые, дополняя торчащие передние зубы, придавали ему заметное сходство с кроликом.

— Здрасьте, — сказал он.

— Добро пожаловать в Нью-Йорк, — ответил Псмит. Высокородный Малоней воспользовался этой диверсией, чтобы отступить в дальний угол, и, решив теперь, что вопрос об его изгнании снят с повестки дня, опустился на перевернутый ящик из-под мыла с достоинством именитого театрального критика на премьере новой пьесы. Первая сцена снискала его одобрение. Она, казалось, обещала многое. Высокородный Малоней преданно изучал драматическое искусство, приобщаясь к нему в театрах Ист-Сайда, и мало кто рукоплескал герою «Побега из Синг-Синга» или ошикивал злодея в «Нелли, красавице модистке» с большим жаром, чем он. Предпочтение он отдавал драмам с напряженным действием, а эта, на его взгляд, сулила самые захватывающие перипетии. Псмит казался ему симпатичным психом, на которого нельзя особенно положиться, но суровое выражение на лице Билли Виндзора гарантировало великие дела.

Блаженство Малонея длилось недолго. Билли Виндзор ухватил его за ворот твердой рукой, подвел к двери, вытолкал вон и захлопнул дверь.

Сборщик квартплаты следил за этими маневрами в полном недоумении. Теперь он обратился к Псмиту:

— Эй, а даго куда подевались?

— Я имею честь говорить с?… — вежливо осведомился Псмит.

— Моя фамилия Гуч. Псмит поклонился.

— Касательно указанных даго, товарищ Гуч, — сказал он, — боюсь, у вас не много шансов увидеть их сегодня, разве что вы готовы ждать до победного конца. С одним из них — сыном и наследником семьи, если не ошибаюсь, — мы только что имели чрезвычайно интересную и поучительную беседу. Переводчиком был товарищ Малоней, только что нас покинувший. Отец семейства, как мне сообщили, на краткий срок ввергнут в темницу под рвом замка — за то, что дал в глаз своему десятнику. Итог? Минус одна квартирная плата.

— Так пусть выметаются, — категорично объявил мистер Гуч.

— Это же позор, — вмешался Билли. — Выбросить мальчика на улицу! Куда ему идти?

— Его дело. Меня это не касается. Я только выполняю распоряжения.

— Чьи распоряжения, товарищ Гуч? — осведомился Псмит.

— Хозяина этих домов.

— Кто он? — спросил Билли.

В выпуклые глаза сборщика квартирной платы закралось подозрение. Он вспыхнул гневом.

— Эй! А кто вы такие и чего тут делаете? — спросил он грозно. — А? Зачем вам понадобилась фамилия хозяина? Вам-то что?

— Мы, товарищ Гуч, газетчики.

— Я сразу понял, — с торжеством объявил мистер Гуч. — Меня не проведешь. Так вот, ребята, ничего не выйдет. Мне вам сказать нечего. Лучше отчаливайте и поищите что-нибудь в другом месте.

Тут его тон стал почти дружеским.