Психосфера (ЛП)

Это была сцена из кошмара, из фильма ужасов, или, возможно, из эпохи первобытной Земли, когда флора могла более умело соперничать с фауной в жестокости. Растения шевелились и тряслись, каждый лист яростно трепетал, стручки набухали, лопались и отрывались от стеблей с приглушёнными звуками, напоминающими пулеметный огонь. Их сок — организованно, направленно — брызгал на греческого юношу, который стоял, дико размахивая руками, его ноги, по-видимому, увязли в отсыревшей почве. Тогда, в заключение безумия, как последний всплеск растительного нападения, весь зелёный участок брызнул соком ему в глаза.

Парень кричал и хлопал ладонями по лицу. Его волосы, кожа лица, вся верхняя часть туловища были пропитаны едкой жидкостью, но, в конце концов, он смог освободить ноги, и теперь он начал прыгать в жутком танце агонии.

— Нет! — закричала Вики. — Nein, Ричард! Bitte, blind ihm nicht! [9]

Гаррисон взглянул на нее сверху вниз. В его лице она видела что-то от него, а также не полностью исчезнувший след Томаса Шредера, — но в основном грубоватую суровость Вилли Кениха. На поверхность всплыла третья грань Гаррисона, самая безжалостная из всех.

— Как скажешь, — проскрежетал голос Гаррисона/Кенигха. — И ты, конечно, права, Вики — ибо мы знаем, что значит быть слепым, не так ли? Но… — его взгляд снова упал на перепуганного юнца.

Стручконосные растения теперь были мёртвыми, увядшими, съёжившимися, чёрными и вонючими. Их зловоние донёс до Гаррисона и Вики внезапный порыв ветра с моря. Отчаянный танец юного грека перешёл в сопровождаемое стонами пошатывание, его ноги путались в куче гниющих растений. Он всё ещё держался за лицо, но, в какой-то момент, остановился и осторожно отнял ладони, с опаской и недоверчиво озираясь вокруг. Боль покинула его глаза и покрытое пятнами лицо, и он начал истерически смеяться. Но это длилось лишь несколько секунд.

— Урок, — повторил Гаррисон/Кених и при этих словах глаза греческого юноши вдруг вылезли из орбит. Он громко взвыл, резко опустил руки вниз, как будто для защиты паха, наклонился вперед и упал лицом вниз в гниющие листья. Он лежал, и его тело конвульсивно дёргалось на сырой земле.

Гаррисон поднялся на тропинку и повернул в сторону деревни. Вики побежала за ним, её рыжие волосы развевались за спиной.

— Ричард, ты не..?

— Нет, — ответил он на её невысказанный вопрос. — Я не разбил их, просто наподдал. Своего рода вечный пинок.

— Вечный пинок? — она догнала его, схватила за руку. Он замедлил шаг и обнял её. Сила в его пальцах была жёсткой, грубой, совсем не похожей на нежное, уверенное объятие Ричарда Гаррисона. Одного Гаррисона.

Он кивнул.

— Я просто создал ещё один заскок в его голове — для противодействия уже имеющемуся отклонению. Теперь всякий раз, когда он будет смотреть на женщину и думать о ней вот так, как зверь, у него будет ощущение, словно ему только что врезали по яйцам!

— Но по сути дела это…

— Кастрация? Верно! Но это меньше, чем то, что я сделал бы с ним, если бы ты не остановила меня…

Глава 4

Это было вчера, и к тому времени, как они вернулись в свои апартаменты, Гаррисон снова был собой — или настолько собой, как только мог быть. Тем не менее, были последствия, неизбежные после любого возрождения его ипостасей, Шредера и Кениха: грубость, беспричинная раздражительность.

Поскольку Вики была полностью в курсе о существовании Гаррисона в ипостасях Джекилла и двух Хайдов, и хорошо понимала, чего можно было ожидать в подобных случаях, она справились с проблемой проверенным и надёжным методом. А именно, привела Гаррисона в чувство, угостив бутылкой самого дешёвого бренди.

Странно, но этот простой приём, всегда, казалось, срабатывал — или, может быть, не так странно, если задуматься.

Скверный бренди стал любимым напитком Гаррисона после «посвящения» на Кипре, когда после нескольких проигрышей в покер бутылка с одной звёздочкой оказалась единственным, что он мог позволить себе купить. Затем он действительно пристрастился к нему, даже предпочитал другим сортам.

С другой стороны, что не менее важно, Томас Шредер не стал бы пить низкосортноый бренди, его вкус всегда был безупречным и, следовательно, он предпочитал напитки гораздо дороже. Поскольку Кених родился в стране поклонников шнапса (хотя, когда был в хорошем расположении духа, он мог вообще ничего не пить), Гаррисон становился бесспорным фаворитом.

Бренди служил, как Вики подозревала, просто в качестве стабилизатора: он помогал ему остаться «в образе» — или помогал его образу остаться в нём. На этот раз Линдос тоже помогал, прежний Гаррисон был «средиземолюбом», — полюбил Средиземное море с первого взгляда; и третьим стабилизатором (Вики нравилось считать, что это являлось самым главным), был секс.