Психэ и материя

«Так как фигура несет в себе и космический аспект — идею мировых часов — мы должны предположить, что она является уменьшенной моделью или даже источником времени-пространства, во всяком случае, воплощением его, и поэтому, говоря математически, четырехмерна по своей природе, хотя и видна только в трехмерной проекции» [49].

В другом месте Юнг добавляет: «Если мы вернемся назад, к пифагорейской идее о том, что Психэ это квадрат, тогда мандала будет для нас выражать Божество через тройной ритм и Психэ через статическую четверичность как круг, поделенный четырьмя цветами. Глубочайшим значением мандалы потому будет являться слияние Психэ с Богом» [50].

Если Юнг верно интерпретировал образ двух пересекающихся систем как источника времени-пространства, это может означать, что сознательное представление о времени «порождено» взаимопроникновением сознательной и бессознательной частей психики. Дуальная модель мира у китайцев как перекрывающие друг друга ранний и поздний небесные порядки будет еще одним случаем, подтверждающим эту идею — там, где вечный, вневременной уровень Самости встречается с обусловленным миром нашего сознательного опыта, время начинает свой ход. Это может привести к выводу, что наша связь со временем будет единственно «верной», только если Эго подчиняется требованиям Самости. Это объясняет, почему, например, невротики часто испытывают ощущение, «что время их подгоняет, преследует» — они не живут в ритме Самости, поэтому время и становится для них негативным феноменом. Бодлер[123], к примеру, в своей поэме «I Horloge» называет часы «ce Dieu effrayant et sinistre»[124]. Бодлер, конечно, один из многих современных творцов, описывающих время в его неприятном аспекте [51]. Всякий раз, когда индивидуум начинает терять смысл своей жизни или упускать из виду «вечную» ее составляющую, заслоняясь рациональными предрассудками, он будет испытывать трудности со временем. Когда же слишком много людей будет вести себя так, время станет «искривленным», нарушится его нормальный ход. С этой точки зрения становится понятным, почему в Древнем Китае календарные реформы, предпринимаемые императорами, праздновались как великие события. Изменяя «числа в календаре», император восстанавливал социальный и религиозный порядок в своем государстве, возвращая империю на путь Дао [52].

В работе «Зон» Юнг попытался показать, что внутри Самости происходит процесс постоянного обновления. Этот процесс носит круговой или, скорее, спиральный характер, будучи связан с постепенным осознанием человеком Самости [53]. «Самость — пишет Юнг, — это не статическая величина или постоянная форма, но динамический процесс… трансформации, происходящие в ней, представляют процесс восстановления внутри Самости, что можно сравнить с карбоново-азотным циклом на Солнце, когда карбоновое ядро захватывает четыре протона (два из которых немедленно становятся нейтронами) и отпускает их в конце цикла в виде альфа-частиц. Карбоновое ядро само по себе покидает реакцию неизменным, „как Феникс из пепла“. Таким образом, секрет существования атома и его компонентов состоит в постоянном обновлении; мы приходим к такому же заключению, пытаясь объяснить сверхрассудочность архетипов» [54]. «Психэ не может быть кардинально отлична от материи… Психэ и материя существуют в едином мире, являясь каждая частью друг друга». Самость, понимаемая таким образом, выступает не как неподвижный внешний центр, но как динамический процесс, который, в частности, выражает пирамида в вышеупомянутом сновидении.

К трем основным архетипическим символам времени: реки (или змеи), процессии (или поезда) и колеса (или часов) мы можем добавить еще один архетипический образ — Бога Смерти. В античности Хронос-Время отождествлялся с Сатурном и его косой и часто изображался в этом облике. Как и Сатурна, его представляли пожирающим своих детей. Эта фигура благополучно пережила Средние Века, просуществовав вплоть до семнадцатого века как образ «Отца-Времени». Часто его изображали вместе со смертью в виде скелета, держащего песочные часы. В сновидениях современных людей я еще никогда не сталкивалась с этим образом, однако влияние данного архетипа можно заметить в подавленном настроении и ощущении депрессии у многих пожилых людей, приводящем впоследствии к развитию старческих психозов. Мне кажется, что фигура «Отца-Времени» на самом деле автономная, отдельная часть Божественного образа, темный аспект Бога, который человек очень неохотно отождествляет с Богом как таковым. В европейском фольклоре смерть выглядит часто не как уродливое, отталкивающее существо, но как суровый и таинственный человек, действующий напрямую, согласно Божественному повелению. Сны, с которыми я сталкивалась в своей практике, описывали приближение смерти именно в таком образе, когда сновидец просыпался от ощущения, что некий ужасный посетитель постучал в дверь его спальни.