Психэ и материя

Но как возможно разбирать послания смысла в синхронистичных событиях не впав в суеверия или магические идеи? Древние алхимики различали между imaginatio vera и imaginado phantastica, это различие Юнг проводит между «необходимой амплификацией» или «дисциплинированной амплификацией» и произвольной ассоциацией [57]. Последняя приводится Эго, тогда как первая развертывается через открытость к посланию архетипической структуры, которая «накладывает» на нас определенные ассоциации. Этот процесс проще всего продемонстрировать при помощи архетипической структуры целых чисел. Заключение, что шесть — это совершенное число (1×2×3=1+2+3), навязывается нашему разуму, нравится нам это или нет. Далее, похоже, что похожие законы существуют для мифического мышления. В своей книге «Тысячеликий герой»[180] Джозеф Кэмпбелл (Joseph Campbell) четко установил «категории» суб-мифологем, которые часто являются частью структуры героического мифа [58]. Если история начинается с бесплодной или престарелой пары, которая хочет ребенка, невозможно, чтобы история разворачивалась без мотива ребенка, рожденного сверхъестественным путем, или чудесного, полубожественного или чудовищного ребенка. Исключений нет! Или иначе: если некая фигура в сказке показывает симптомы инфляции перед нуминозным, она обязательно будет унижена или наказана или уничтожена — здесь, опять-таки, нет исключений. В контексте сновидения эту «имагинальную логику» трудно обнаружить, но со мной часто случалось, что анализанд пропускал незначительный эпизод во сне, и я это замечала, поскольку видела «разрыв» во внутренней «логике» сновидения. В этой связи еще многое предстоит обнаружить. Тем не менее, мне кажется, что логико-математические законы (зародившиеся в архетипе порядка, который представляют числа) — это не единственные существующие законы, есть особые логическое законы для связей между ассоциациями в мифах и снах. (Этот феномен можно приписать специализации двух полушарий мозга.) «Правое» мышление в мифическом контексте — это то, что следует за «необходимыми следствиями», то есть, оно ведет прямым путем к осознанию «смысла».

С исторической точки зрения эти две логики (математическая и мифологическая или имагинальная логика) не всегда были разделены так, как сейчас. В пифагорейской арифметике числа и мифологические образы были тесно связаны друг с другом. То же верно для системы И-Цзин. Только последовательная «демифологизация» современной математики привела нас к этой ситуации, когда науки, основанные на формальной математике, противостоят наукам гуманитарным. Концепция синхронистичности Юнга так шокирует, потому что объединяет эти две области на более высоком уровне. Как верно указал Юбер Ривз, применяемая сегодня статистическая математика не может работать с синхронистичностью [59]. Если она случайно (!) работает, это только доказывает независимость принципа синхронистичности[181].

По моей точке зрения, китайские математики могут снабдить нас лучшим инструментом, который позволит работать с этим ускользающим принципом. Но как мы можем экспериментально изучать синхронистичность, которая по сути своей столь непостоянна и состоит из непредсказуемых творческих актов?

Численные техники дивинации не могут предсказывать синхронистичные явления как таковые; скорее они могут предсказать общее качество временных фаз, в которых могут произойти синхронистичные события. Так что, вероятно, остается возможность, над которой Юнг начал работать в конце жизни и не успел закончить исследования в связи со смертью. Он собрал группу учеников, которые должны были заняться следующим проектом: найти людей в относительно критической ситуации (после катастрофы, в процессе развода и т. д.), в которой можно заподозрить наличие действующего архетипа; затем составить транзитный гороскоп, проконсультироваться с И-Цзин, Таро, мексиканским календарем [60], геомантической системой дивинации и снами до и после несчастного случая и так далее — а затем определить, сходятся результаты этой техники или нет. Это была бы процедура обратная или комплементарная классическим экспериментам в современной науке. В таких экспериментах одни и те же типы событий повторяются для того, чтобы увидеть, согласуются ли измеряемые величины. Здесь, напротив, один случай расследуется с применением множества различных техник.

Мишель Казенаве цитирует замечание Юнга в письме, адресованном Вольфгангу Паули на тему бессознательного [61]. Если человек ставит себя в положение человеческого наблюдателя, это ситуация «абсолютно бессознательного пространства, в котором бесконечное множество наблюдателей наблюдают один и тот же объект». Если, с другой стороны, человек пытается подойти к вопросу со стороны Самости (архетипа Целостности), «есть только один наблюдатель [находящийся в коллективном бессознательном], наблюдающий бесконечное множество объектов».