Читаем Прыжок в длину полностью

Та иллюзия, что продавалась здесь вместе с лыжами, инструкторами и штруделями, называлась – опасность. Вокруг синело и розовело пространство гигантского аттракциона. Такие, как юный бородач и веснушчатый экстремал, служат целям рекламы – причем, что забавнее всего, делают это бесплатно. Естественно, что в зоне, где идут интенсивные продажи, человек, не потребляющий товара, автоматически становится изгоем. Рынок распознает его как чужого, как вирус, и управляемая рынком человеческая масса стремится его уничтожить. Но он-то, Женечка, сам бизнесмен и понимает, как все устроено; он не кукла, а кукловод.

На самом деле никакой опасности нет. В конце концов, Европа есть Европа, думал негодяйчик, приближаясь к тонко курившемуся обрыву, возле которого алели и хлопали пустые шезлонги. Здесь никому неохота выплачивать компенсации и покрывать медицинские страховки. Если бы на этом склоне, самом, по версии рекламы, крутом и престижном, действительно можно было разбиться, то его обнесли бы перилами, понаставили вокруг охрану и штрафовали бы за любую попытку с него съехать. А так – вон они, киборги: их сильно меньше, чем обычно, тоже люди, выпивали. Тем не менее – три, не то четыре полусогнутых человечка летят, вздымая снеговые гребни, к серебряному, словно гравированному лесу. Женечка, разгадавший иллюзию, полагал, что скатиться на деревяшках вниз будет не так уж сложно. Вот вверх по склону он бы не полез, это потребовало бы серьезных мускульных затрат, а Женечка никогда не тренировался, было лениво и некогда. А просто с горы – это пассивно. Жаль, конечно, недоиспользованного старину Мориса, может, тут и правда есть какие-то приемы. Но Женечке надо съехать только раз, потом разговор, Киру под мышку и сразу в Москву.

Негодяйчик увидел Киру издалека. Она шла медленно, приволакивая левую лыжу. Но улыбка на оживленном, необыкновенно ярком лице сияла такая, что Женечка выронил неправильно упершиеся палки и разулыбался навстречу. «Какое прекрасное утро! – воскликнула Кира, неловко подкатываясь. – Посмотри на эти розовые горы, они похожи на цветы!» Ничего от цветов не было в холодном, изломанном сверкании сумрачных громад, похожих скорее на тучи с молниями, утопавших не то в земной, не то в небесной обморочно-лазоревой мгле. Однако Женечка был сейчас готов соглашаться со всем, потому что к его необычной женщине вдруг вернулась вся ее светлая сила, на которую негодяйчик очень по жизни рассчитывал. «А наши, представляешь, все дрыхнут, – счастливым голоском продолжила Кира. – Разве что к вечеру соберутся. А не надо было так напиваться!» «Ну, мы-то с тобой почти не пили, молодцы», – поддержал ее воодушевленный негодяйчик. «Так что у тебя за разговор? Я вся внимание», – Кира заправила в растянутую шапочку прыгучую кудряшку и посмотрела на Женечку так открыто и весело, что у того вдруг рывком расширилось его небольшое увесистое сердце.

Но – был план. «Знаешь, ты посиди немного вот тут, – Женечка сопроводил удивленную Киру к двум заранее сдвинутым шезлонгам, на одном из которых темной горкой лежало выгруженное из сумки Женечкино имущество. – Здесь кофе в термосе, конфеты». «А ты куда?» – Кира заметно встревожилась, но так было надо. «Хочу, чтобы ты увидела кое-что», – важно ответствовал Женечка. Чувство собственной ценности, никогда его не покидавшее, сейчас плотно наполняло негодяйчика до самой макушки. Он вытащил из кучи, брякнув им о термос, дурацкий круглый шлем с картинкой и отливавшие стрекозиной зеленью и синевой, прямо в полморды, зеркальные очки. Все это он нечувствительно приобрел вместе с гастарбайтерски-оранжевым костюмом и деревяшками, а теперь, вот надо же, пригодилось. «Жека, что ты задумал?!» – в голосе Киры уже звенели женские нервы, и негодяйчик этому порадовался, потому что чем больше эмоций, тем лучше. Он не торопясь насадил на нос и занывшие щеки зеркальную консерву, отчего яркое утро сменилось на ранний неоновый вечер, затем нахлобучил шлем, севший неловко, точно негодяйчик его надел задом наперед. Вот с такой кое-как собранной, раздутой головой Женечка потащился к тому накатанному месту, с которого стартовали киборги. «Жека, стой!» – послышалось из-за спины. Ну вот, не стала сидеть, побежала следом, бросила вещи. А он все для нее приготовил. Лишь бы саму сумку не стащили, все-таки «виттон», года с ней не проходил.

И вот Женечка воздвигся. Ему вдруг показалось, что он прямо сейчас выйдет в открытый космос. Лиловый и беловатый склон, падавший в пространство прямо из-под курносых деревяшек, напоминал цветом и какой-то сгущенной текучестью земной шар, каким Женечка запомнил его из фильма про МКС. Слепящая ультрафиолетовая кромка обводила скалу, и маленькое солнце пронзительно лучилось на потемневшем небе, будто чужая звезда. Открывшаяся бездна отозвалась холодной щекоткой прожилок в ногах, в паху, и Женечка засомневался, не разумнее ли будет вернуться. Но тут деревяшки оскользнулись, прянули, и негодяйчик, чуть не сев на задницу, выпал из земного порядка вещей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая русская классика

Рыба и другие люди (сборник)
Рыба и другие люди (сборник)

Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…

Пётр Маркович Алешковский

Современная русская и зарубежная проза
Неизвестность
Неизвестность

Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917–2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах.Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать летчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости свою бабушку, бывшую горячую комсомолку.«Каждое поколение начинает жить словно заново, получая в наследство то единственное, что у нас постоянно, – череду перемен с непредсказуемым результатом».

Алексей Иванович Слаповский , Артем Егорович Юрченко , Ирина Грачиковна Горбачева

Приключения / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Славянское фэнтези / Современная проза
Авиатор
Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера "Лавр" и изящного historical fiction "Соловьев и Ларионов". В России его называют "русским Умберто Эко", в Америке – после выхода "Лавра" на английском – "русским Маркесом". Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа "Авиатор" – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год?..

Евгений Германович Водолазкин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Все жанры