Прыжок леопарда

– Воистину, день более добр к вам, мессир… – Тибо пристально посмотрел на рыцаря. – Как я полагаю, вы явились, чтобы обговорить условия выкупа за моего брата и сеньора де Локлуа, выбитого вами во второй схватке? – Он медленно говорил, растягивая слова, словно пытаясь унизить рыцаря, прибывшего к нему за законным выкупом. – Я с охотой погашу ваши издержки и выплачу за брата тысячу ливров серебром. Надеюсь, – он криво усмехнулся, – что серебро Труасского веса вас устроит? Что же касается мессира де Локлуа, то, увы, больше трех сотен не сможете получить, – он рыцарь-башельер. А, с Раулем вы явно прогораете! Он – мой серв…

Филипп закипел, его натура противилась необходимости соблюдать вежливость, но, все-таки, он сдержал себя, поклонился и произнес:

– Как вы оцениваете своего серва Рауля?..

Тибо не понял вопроса и ответил:

– Как воин он, конечно, стоит каких-то денег, но, к несчастью, у меня нет желания выкупать его. Можете повесить мерзавца… – равнодушие, с которым граф сказал последние слова, поразили Филиппа.

– Может быть, ваша светлость, вы согласитесь продать его?..

Тибо, наконец, понял, к чему клонит его гость. Он приосанился и, гордо посмотрев на де Леви, ответил:

– Если вы согласитесь отказаться от выкупа…

– По рукам! – Филипп улыбнулся и протянул руку графу. – Можете забирать своего брата и башельера де Локлуа!

– Согласен. – Тибо был так удивлен, что больше не смог произнести ни единого слова.

– Раз так, мессир де Блуа, – Филипп резко переменил тон и, придав своему голосу железные нотки, добавил, – прошу вас, немедля ни секунды, выписать пергамент об отпущении на волю сего воина.

– Ой, сейчас, как назло, у меня совершенно нет времени и желания заниматься подобной ерундой… – Тибо попробовал ломаться, чтобы поиграть на нервах рыцаря.

– Ради Бога, ваша светлость. – Филипп усмехнулся страшной, злой и решительной улыбкой. – Пока вы будете заниматься более важными делами, я прикажу отправить всех пленников к себе в замок. Пройдет время, мы все немного успокоимся. И один Бог знает, может, я передумаю играть в благородство и откажусь от своего предложения, и просто оставлю серва у себя, ведь вы его только что сами мне подарили…

Тибо понял, что рыцарь, пришедший к нему в шатер, настроен весьма решительно. Он улыбнулся и произнес:

– Что вы, мессир де Леви! Это была лишь шутка! Просто, я пошутил… – он щелкнул пальцами, в шатер вошли оруженосцы, несшие блюда с мясом и зимними грушами, а виночерпий осторожно поставил на стол большой серебряный кувшин с вином. – Прошу вас откушать и составить мне компанию. Не каждый день выпадает возможность пообедать с сыном моего епископа. – На последних словах Тибо решил сделать особое ударение.

– При всем уважении, ваша светлость, я вынужден настоять на своей просьбе.

Тибо покачал головой и приказал слугам:

– Пергамент, перо и чернила… – один из оруженосцев поклонился и вышел из палатки. Граф проследил за ним глазами и, убедившись, что тот ушел, посмотрел на Филиппа, развел рукам, выдавил из себя улыбку и сказал. – Пока мы ждем возвращения слуги, может быть, вы все-таки не откажетесь разделить со мной трапезу?..

Филипп только сейчас понял, насколько он проголодался за время бугурда. Запах свежей оленины, лежавшей на большом золотом блюде, источал такие благоухания, что его желудок периодически сжимался, напоминая о своем существовании.

– С превеликим удовольствием, граф Тибо. – Ответил рыцарь.

– Вот, совсем другой разговор. – Тибо де Блуа засмеялся, он был искренне рад тому, что разговор, зашедший в тупик и ставший невозможным, теперь можно было скрасить обедом, возлияниями и попытаться перевести в другое, более спокойное и приятное, русло. – Милости прошу! Как говаривали рыцари Шарлеманя: «сытый голодного не разумеет», так что, мессир де Леви, присаживайтесь и, давайте-ка, приступим к оленине. Боюсь, как бы она, бедная, не истосковалась на столе без нашего внимания… – граф кивнул головой оруженосцу, который проворно нарезал мясо и положил на серебряные тарелки между кусками белого хлеба. Второй слуга разлил вино, наполнив до краев большие золотые кубки, стоявшие возле тарелок.

Филипп был поражен богатством и роскошью графа де Блуа. Не каждый день он мог, вот так, спокойно видеть, как за обедом, причем, за походным обедом, еду подавали на золотых тарелках. Он потянулся, было, за своим кинжалом, чтобы пользоваться им для еды, поддерживая горячий кусок оленины (вилок в те времена еще не существовало), но граф, заметив движение гостя, хлопнул в ладони и произнес: