Прошел месяц. Филипп и его спутники выдержали трудный выпускной экзамен, вызвав одобрительные возгласы у рыцарей-наставников и, что самое интересное, даже молчаливый и хмурый Сугерий смог выдавить из себя улыбку и произнести несколько слов похвалы. А, и это боле всех обрадовало Филиппа, мусульманин Билал, от которого за все годы пребывания в замке не слышали и десятка слов, снял со своей груди ладанку и, поцеловав ее, протянул рыцарю, произнеся:
– Храни тебя Аллах. Ты, хотя и неверный, но чистый сердцем… – он опустил голову и глубоко вздохнул, сдерживая переживания. – Я мало видел доброты, но ценю чистоту помыслов. У тебя сердце из золота. Не марай его грязью…
Филипп хотел, было, обнять Билала, но тот резко развернулся и ушел в конюшню, оставив рыцаря наедине с самим собой.
– Поздравляю, Филипп. – Он вздрогнул, услышав за своей спиной голос всесильного министра. – Билал еще ни с кем не был так открыт, как с тобой…
– Он добрый человек, монсеньор… – ответил рыцарь.
– Этого, как ты выражаешься, доброго человека, по рассказам, во время битвы окружили тридцать испанских воинов и взяли в плен, оставив на поле больше двадцати товарищей…
– Это было война…
– Все равно, спасибо, что растеплил душу Билала. Теперь, я думаю, ему не будет так одиноко…
– Не понял вас, монсеньор?
– А тут и понимать нечего. – Грустно усмехнулся Сугерий. – Эту ладанку он должен был вручить своему сыну и наследнику… – он перехватил испуганный и ошеломленный взгляд Филиппа, брошенный в сторону ушедшего мусульманина. – Ты ведь не знал об этом. Билал у себя на родине считается очень знатным и ведет свой род… – министр замялся. – В общем, он очень знатен и на наш манер приравнивается к герцогам…
– Я верну ладанку Билалу. – решительно заявил Филипп, намереваясь пойти за мусульманином в конюшню.
Сугерий решительно взял его за руку, остановил и произнес:
– Он не примет ее обратно. Своим необдуманным поступком ты лишь огорчишь и разочаруешь старика. Зато теперь у него снова забрезжил луч счастья. Теперь у него есть сын, пусть и приемный, но сын…
– Простите за несдержанность, монсеньор. – Рыцарь склонил голову, чувствуя свою ошибку.
– Бог простит, мессир Филипп. Кстати, вам уже пора уезжать. Скоро в Париже состоится большой турнир, посвященный началу Великого Поста. Соберутся многие знатные рыцари, в том числе и мессир Гильом. Поезжайте-ка туда, время поджимает…
Рыцарь молча поклонился, развернулся и, подав знак своим слугам, направился в казармы. Оливье весело щебетал, находясь под впечатлением от только что сданного экзамена, на котором он был удостоен нескольких похвал, правда скупых, за бой на копьях и стрельбу из арбалета и саксонского лука.
Жан, конюший Филиппа де Леви, наоборот, был мрачен и немногословен. Он, как ему показалось, провалил экзамен, недостаточно четко выполнив ряд упражнений, прежде всего, тех, что касались вольтижировки и работе с короткими боевыми ножами. Филипп, прекрасно понимая, что его конюший просто «загоняет» себя сам, переживая кажущуюся неудачу, как мог утешил спутника, но Жан, все равно оставался при своем мнении и, в конце концов, решился сделать заявление:
– Хозяин! – Виноватым голосом и с побитым, как у собаки, видом произнес, наконец, он. – Я не заслуживаю ваших похвал, и мне кажется, что меня надо отослать обратно в замок, а оттуда взять Пьера или Андре. Они, все-таки, имеют кое-какой боевой опыт, а я… – он в сердцах взмахнул рукой.
– Брось эти глупости. Ты, Жан, прекрасно справился со всеми заданиями и, как мне по секрету сказал один из наставников, – Филипп решил соврать, чтобы «подсластить пилюлю». – Так вот, мне было сказано, что тебя вполне можно, при случае, произвести в рыцари!..
– Да вы что?! – Жан вытаращил глаза от удивления. – Меня?! В рыцари?! Бог мой!..
Филипп похлопал его по плечу и добавил:
– Бог даст и выпадет случай… – он посмотрел на удивленного конюшего и добавил. – А случай, поверь, выпадет! Моему же отцу он выпал…
– Так, мессир, тот случай был особый! Мессир,… – он поправил себя, – монсеньор Годфруа, ваш батюшка, долгие ему лета, спас жизнь короля, грудью встав на пути убийц!..
– Не переживай, Жан. – В сердце у Филиппа промелькнула холодная тень какого-то неотвратимого и мрачного предчувствия. – Боюсь, что и у нас скоро еще и не такое будет…
– Это вы о чем? – Вступил в разговор вечно болтливый весельчак Оливье. – Мне тоже интересно!
– Так, о жизни. – Оборвал его Жан, сверкнув глазами, – шел бы ты лучше, да складывал вещи хозяина…
Оливье раскрыл, было, рот, чтобы ответить чем-то грубым конюшему, но Филипп положил ему руку на плечо и сказал:
– Это верно. Ступай-ка ты, Оливье…
– Вот, так всегда… – обиженно пробормотал оруженосец, развернулся и побрел в комнату собирать вещи рыцаря.
– Спасибо за доброе слово, хозяин. – Жан поклонился рыцарю. – Мне, пожалуй, тоже надо идти к нашим лошадкам. Дорога-то, видать, не близкая будет…