– Отсекайте, ваше преосвященство. Вы уже имели возможность убедиться, что это бессмысленно – я бессмертен. Меня невозможно ни повесить, ни обезглавить, ни утопить, ни сжечь на костре. Я снова восстану, а потому не боюсь никакого наказания.
– Тогда я сгною вас в темнице! – крикнула королева. – Надеть на него кандалы и в карцер! Приковать к стене! За руки и за ноги, чтобы он не смог колдовать! А чучело с его именем завтра сжечь на костре!
Глава 8
Сколько прошло недель, месяцев, а, быть может, и лет, дон Диего де Сабио знать не мог. Он был прикован руками и ногами к сырой холодной стене в кромешной темноте узкого тесного карцера, в котором вряд ли можно было бы лечь и вытянуться в полный рост, если бы дон Диего имел такую возможность. Раз в сутки ему приносили отвратительную похлебку, на основании этого он пытался вести учет дням, но на второй сотне сбился со счета. Или ему просто надоело считать. Если бы у него были свободны руки, он смог бы достать свою Книгу, которая всегда была у него при себе. Ее не могли изъять при обыске, ее вообще не могли у него отнять, зато он сам всегда мог воспользоваться ею в нужный момент, но для этого должна быть свободна хотя бы одна рука. В том, что смерть не настигнет его в этой камере, не могло быть сомнений. Но когда он сумеет освободиться от оков – вопрос времени. Либо должны рухнуть стены тюрьмы, либо проржаветь цепи. И на то, и на другое может потребоваться сотни лет.
После заточения к нему периодически наведывался священник в расшитой золотом сутане, подручный Торквемады. Он задавал ему один и тот же вопрос: «Ты одумался, сын мой?» Сначала дон Диего пытался втолковать, что он не в силах выполнить желание королевы: невозможно приготовить эликсир бессмертия для постороннего человека. Потом ему просто надоело отвечать, и он молчал. Спустя какое-то время священник перестал приходить. А потом перестал приходить и тюремщик, приносивший еду.
Где-то рядом с потолка время от времени капала вода. По одной капле, с периодичностью в несколько минут. Звук падающей капли гулким эхом разносился по камере, и это было единственное, что нарушало тишину – даже крысы обходили стороной это неприглядное помещение. Но некоторое время назад дон Диего стал различать отдаленный шорох в стене, который, постепенно усиливаясь, становился похожим на скрежет по камню. Сначала заключенному казалось, что он сходит с ума, а странный звук – не что иное как слуховая галлюцинация. Но скрежет становился все явственнее и громче. Он то прекращался на несколько часов, то снова возобновлялся, причем с большей силой.
И вот однажды из стены вывалился камень, и дона Диего ослепил яркий свет. На самом деле свет был довольно тусклый, его излучала самодельная свеча, которую держал в руке обросший бородой и длинными волосами человек, пробравшийся в его камеру через возникшую в стене брешь. Дон Диего даже не удивился появлению в карцере посетителя, он лишь подумал, что и его собственная борода, очевидно, не меньшей длины, только он не мог ее потрогать, опять же по той причине, что его руки были прикованы к стене.
Человек осмотрелся и грязно выругался.
– Каррамба! Два года работы – и все в зад дохлой черепахе! Вместо свободы – другая клетка с полумертвым стариком, подавись ты кишками кальмара!
– Кто вы? – спросил его дон Диего более учтивым тоном, нежели пришелец.
– Я? – незнакомец немного остыл. – Да какое это имеет значение! Меня зовут Педро Бенито, я был капитаном галеона «Святая Каталина», мы перевозили грузы из Вест-Индии. Два года назад меня арестовали по ложному доносу, якобы утаил для себя несколько слитков серебра. Но клянусь непорочностью Девы Марии, это клевета, не брал я этих слитков! А ты кто?
– Дон Диего де Сабио. Осужден Святой Инквизицией в 1496-м году. Кстати, не подскажете ли, милейший, какой нынче год?
– Да вроде как с утра был тысяча пятьсот седьмой.
– Что?! Так значит, я прикован к этой стене уже одиннадцать лет?!
– Да ты в уме ли, старик? Чтоб мне гореть в преисподней, ни один человек не провисит вот так на цепях и больше одиннадцати дней!
– Почему ты называешь меня стариком?
– А как тебя еще называть? Ты на себя погляди! Ты весь высох и сморщился как сушеная груша. Вот ведь судьба-злодейка, клянусь Святым Духом! Думал, что ковыряю стену в сторону реки, туда, где меня ждет свобода, а оказалось – в соседнюю камеру. А второй раз проделать такую дыру мне уже не под силу. И так без малого два года усилий – и все в брюхо осьминогу…
– Если ты поможешь мне освободиться от оков, мы выберемся отсюда. Кстати, а чем ты расковыривал раствор, связывающий камни?