Читаем Прыжок через быка полностью

«Я не мог не подивиться странному сцеплению обстоятельств: детский тулуп, подаренный бродяге, избавлял меня от петли, и пьяница, шатавшийся по постоялым дворам, осаждал крепости и потрясал государством!»

«Странная мысль пришла мне в голову: мне показалось, что провидение, вторично приведшее меня к Пугачеву, подавало мне случай привести в действо мое намерение».

«Милая Марья Ивановна! – сказал я наконец. – Я почитаю тебя своею женою. Чудные обстоятельства соединили нас неразрывно: ничто на свете не может нас разлучить».

Помните, как это было сказано у Новалиса: «Причудливы стези людские. Кто наблюдает их в поисках сходства, тот распознает, как образуются странные начертания, принадлежащие, судя по всему, к неисчислимым, загадочным письменам, приметным повсюду».[85]

Умение прочесть эти «странные начертания» (не столько умом, сколько сердцем – а именно такой навык чтения и дает обряд посвящения) позволяет Петру Гриневу спасти Машу, а ей – спасти его.[86]

В конце повести мы видим отрезанную голову, которая успевает кивнуть нашему герою: «он присутствовал при казни Пугачева, который узнал его в толпе и кивнул ему головою, которая через минуту, мертвая и окровавленная, показана была народу».

И в романе «Моби Дик», и в повести «Капитанская дочка» выживает только сам герой, а его двойник погибает. Похожее мы видим и в «Гильгамеше»: погибает Энкиду, а Гильгамеш остается жив; и в греческой мифологии: из близнецов Диоскуров, сыновей Зевса, по одной из версий мифа, Полидевк был бессмертным, а Кастор – смертным. Сравните также с двумя распятыми разбойниками: один спасется, другой погибнет. Или: Ромул остается, Рем погибает. Или: Каин остается, Авель погибает. Или даже в романе Пушкина «Евгений Онегин» Онегин остается, Ленский погибает.[87] Или в повести Гоголя «Невский проспект» Пирогов остается, Пискарев погибает.[88] На самом же деле «разбойник» – один, он должен пройти через божество, он должен умереть и воскреснуть. Причем тройственность схемы «разбойник – божество – разбойник» отражается и в количестве указанных дней: так и Иону кит извергает на берег на третий день: Иона до – кит – Иона после. Количество дней здесь мифическое, выражающее динамическую схему мифа. Это как три юноши на фреске с быком или как три кувырка козленочка в русской сказке: «А козленочек от радости три раза перекинулся через голову и обернулся мальчиком Иванушкой».

А. А. Тахо-Годи пишет в энциклопедической статье «Диоскуры»:

«Бессмертный Полидевк был взят Зевсом на Олимп, но из любви к брату уделил ему часть своего бессмертия, они оба попеременно в виде утренней и вечерней звезды в созвездии Близнецов являются на небе. <…> В Спарте Диоскуров почитали в виде архаических фетишей – двух крепко соединенных друг с другом бревен».

А индейские близнецы Хун-Ахпу и Шбаланке – это две тростинки. Перед спуском в подземное царство они говорят своей бабушке:

«– Мы должны отправиться в путь, бабушка, мы пришли только попрощаться с тобой. Но мы оставляем здесь знак о нашей судьбе: каждый из нас посадит по тростнику; в середине дома мы посадим его; если он засохнет, то это будет знаком нашей смерти. “Они мертвы!” – скажешь ты, если он начнет засыхать. Но если он начнет пускать свежие ростки снова, – “они живы!” – скажешь ты, о наша бабушка».

Бабушка на фоне двух тростинок – вы узнаёте здесь все ту же схему.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология