Прыжок через быка

Стук в дверь.

– Скажите, Рабинович здесь живет?

– Нет, Рабинович здесь не живет, а что?

– Та вот ему перевод на сто рублей…

– Я таки и есть Рабинович!

– Так шож вы говорите, что он здесь не живет?

– Таки да, живу, но разве ж это жизнь?

Анекдот, конечно, не существует сам по себе, он должен быть рассказан «кстати», то есть в связи с какой-либо ситуацией, как смешная параллель к ней. Только тогда просыпается заключенный в нем юмор.

Переделаем этот анекдот в простую ситуативную шутку: представьте себе, что вы сами – почтальон, принесший денежный перевод для меланхолического Рабиновича. Вы стучите в дверь и так далее, а после последней реплики Рабиновича вы, конечно, смеетесь.

Теперь посчитаем, сколько здесь Рабиновичей. Первый Рабинович – формальный, то есть тот, чье имя записано у вас на документе о денежном переводе. Это Рабинович, о котором вы спрашиваете, совершенно не интересуясь им как личностью («Скажите, Рабинович здесь живет?»). Второй Рабинович – это тот Рабинович, о котором говорится, что его нет. Однако есть несоответствие указанного (положительного) адреса и отрицательного ответа, кроме того, есть голос за дверью («Нет, Рабинович здесь не живет, а что?») И странный вопрос: «А что?» Кто его задает? Человека нет, есть голос, как в сказке о герое, приходящем в замок, где его встречает один только голос. Это Рабинович, но несуществующий, это какая-то тень Рабиновича, это перевернутый Рабинович. Затем, узнав о денежном переводе, Рабинович обретает плоть и кровь, воскресает. Так возникает третий Рабинович, вполне существующий («Я таки и есть Рабинович»). Вы не можете понять, в чем дело, не можете соотнести два противоположных сообщения: «Рабинович здесь не живет» и «Я Рабинович» («Так шож вы говорите, что он здесь не живет?»). Рабинович вроде бы уже налицо, но утверждение, что его тут нет, еще висит в воздухе. Словно в сказке, когда героя сбрызнули мертвой водой: члены его срослись, но сам он еще не ожил. Осталось сбрызнуть живой водой. Это и происходит на последней реплике («Таки да, живу, но разве ж это жизнь?») Перед вами окончательно оживший третий Рабинович. Вы, почтальон, вдруг видите перед собой не просто адресата денежного перевода, а живого человека.

Самое интересное то, что третий Рабинович включает в себя предыдущих двух. «Таки да, живу» – здесь Рабинович номер один, проживающий по такому-то адресу. «Но разве ж это жизнь» – здесь Рабинович номер два, несуществующий. А все вместе («Таки да, живу, но разве ж это жизнь?») дает Рабиновича номер три: проживающего по данному адресу и недовольного своей жизнью. То есть живого человека – существо, способное взглянуть на свою жизнь с высоты птичьего полета, стремящееся к свободе.

И слово «живу» в последней реплике уже означает не только то же самое, что слово «живет» в первой реплике: оно, перепрыгнув через пустоту, зияющую в слове «не живет», включило в себя оба значения: и «проживаю» – и «живу». Живу здесь, но еще и просто живу. И я больше своей обыденной жизни. Я, Рабинович, больше Рабиновича. И ты, почтальон, больше почтальона. И, услышав мою последнюю реплику, ты подумал и о своей жизни, ты узнал себя во мне. И можем вместе посмеяться.

Я жарю яичницу

«Существенная форма» (слова Гете), которую я стараюсь раскрыть в моей книге, такова:

Герой -> Афродита -> звериный двойник. Афродита может являться в женском облике (Прекрасная Дама, Баба-яга), может в зверином (кит, медведь, бык), может в стихийном, природном (море, лес, снежная буря, земля (подземелье)). В любом случае это источник жизни. Герой должен пройти через этот источник, умереть – и родиться заново, чтобы стать «причастным» «к жизни божеско-всемирной» (слова Тютчева).

Источник жизни может, как Протей, принимать различные формы. Например, в фильме Хичкока «Незнакомцы в поезде» (Strangers on a train, 1951) Афродита предстает в виде сорвавшейся и бешено крутящейся, светящейся карусели (с лошадками и сидящими на них испуганными детьми), в то время как герой сцепился на этой карусели в смертельной схватке со своим двойником. А в мифе о Тесее Афродита – это Лабиринт.