Прыжок

— Хорошо, что напомнил. Хотел тебе сразу отдать, да как-то… Вчера приходил парень, одет, как матрос, доставил письмо и сказал, что это тебе. Я еще удивился, с чего это тебе через меня письма пересылают? Сейчас принесу. — Алхимик ушел и через несколько минут принес свернутый лист бумаги, скрепленный печатью.

Охотник, вскрыв письмо, прочитал его и, убрав, сказал:

— Мик, мы оставим лошадей у тебя. Нам в порт сходить надо. Не знаешь, кто нормальную цену за шелк может дать?

— Как обойдете замок и будете спускаться по центральной улице к порту, увидите вывеску с ножницами. Вот там и можно продать материал. Кстати, там же неплохую одежду можно прикупить. Если что, покупки отошлите в мой дом. Пойду проверю, что там Рон поделывает, а то он недавно чуть полдома не разнес, экспериментатор.

ГЛАВА 8

Забрав рюкзак с парашютом, мы направились в указанную алхимиком лавку. Пока огибали замок, я обратил внимание на то, что, несмотря на мирное время, стража на стенах присутствовала. На воротах, хоть они и были открыты, стояло как минимум пять или шесть воинов в полной воинской экипировке.

Лавку с нужной вывеской мы нашли там, где и сказал Мик. Продавец, узнав, что мы хотим продать шелк, позвал хозяина. Хозяином оказался невысокий полноватый мужчина лет сорока с короткой черной бородой и хитрыми глазами. Назвавшись Марком и осмотрев товар, он согласился купить его у нас. Минут пять мы препирались, потом сговорились на пятнадцати золотых. Я отдал пять золотых Тангару, хотя он и не хотел брать. После сделки я осмотрел выставленные на продажу вещи, но не нашел ничего, что бы мне понравилось. Все казалось или очень простым, или, наоборот, вычурным и помпезным. Хозяин лавки заметил, что я не могу подобрать себе готовую одежду по вкусу, и предложил:

— Мы можем пошить для вас одежду любого покроя и из любого материала.

— Пожалуй, я посмотрю материал, а потом объясню, что мне бы хотелось. И, если мы сойдемся в цене, я закажу у вас несколько комплектов и еще кое-что помимо этого.

Через час мы вышли из лавки, и мой кошелек стал легче на шесть золотых. Зато я заказал себе несколько комплектов одежды и вещмешок с большим количеством карманов. Хозяин лавки пообещал, что все вещи будут готовы в течение двух дней и доставлены по указанному адресу.

— Сейчас на портовый рынок, а потом в таверну «Якорь»: там вечером меня должен ждать человек. Это от него было письмо, — сказал мне Даго.

Спускаясь по улице, я рассматривал раскинувшийся до самой реки город. Кварталы располагались как бы ступенчато. На верхних ступенях, то есть на вершине горы и вокруг замка, жили состоятельные горожане и торговцы, по крайней мере на это указывали их дома. Ниже дома были похуже. Чем ближе к порту, тем беднее — это правило распространялось и на таверны, и гостиницы. Среди горожан все чаще стали встречаться бедняки вроде тех, что я видел на городском рынке, и попрошайки, выставлявшие напоказ свои увечья. Скорей всего, и те двое, что приставали ко мне, были отсюда. Было понятно, что порт — это территория, где селились неимущие. Мимо нас промчались несколько оборвышей лет семи-восьми. Эти, в отличие от подростков верхнего города, выглядели сущими босяками. Наряды стражи проходили мимо, никого не трогая. Или жалели, или получали от них процент, скорей всего — второе. Этот вид дохода вряд ли находится без присмотра. Не удивлюсь, если попрошайки отстегивают и местному криминалу, и страже. А еще это глаза и уши, на которые обычно не обращают внимание. То есть составная часть криминала и шпионской сети королевских сыскарей. Эта мысль мелькнула у меня, когда я, повинуясь непроизвольному порыву человека двадцать первого века, бросил мелкую медную монету однорукому калеке. Левая рука чуть выше локтя у мужика отсутствовала, и, если судить по затянувшейся культе, то давно. Калека ловко подхватил монету здоровой рукой и, пряча ее, пробормотал:

— Спасибо, молодой господин, да пребудет с тобой милость богов и удача.

Но не слова натолкнули меня на эти мысли, а его рука, точнее, мозоли на ладони, почти такие же были у Даго. И с координацией движений у этого мужика было все в ажуре. А это говорило о том, что этот однорукий и седой как лунь мужик неопределенного возраста ежедневно упражняется с оружием, ну или точно знает, как с ним обращаться.