Прынц

По закону подлости в эти трудные для Бориса времена вдруг объявилась Вера. Сначала пришло письмо, в котором сообщался Интернет адрес и сайт, где можно общаться онлайн. Девочки в компьютерном клубе пообщались с тётей Верой, поплакались в жилетку, как им скверно живётся. Вера пообещала помочь.

И помогла. В своей Канаде нашла богатенького стареющего в одиночестве господина, выступила в роли свахи, описав достоинства Лены и дальнейшую счастливую жизнь. Господин уже слышал, что из русских женщин получаются очень и очень хорошие жёны.

Через неделю всё завертелось с бешеной скоростью. Вера приехала в Россию с женихом, к ним подключились дочки и буквально смяли волю Лены. Их коллективный напор оказался сильнее любви к Борису. И Лена поддалась, отдалась в руки этой "оголтелой банды".

Понятное дело, что в один прекрасный день все скопом отбыли в благословенную Канаду, оставив в коммуналке Бориса, оглушённого таким предательством.

Он долго не мог оправиться от такого удара. Забросил работу, стал жутко пить, в итоге потерял комнату и вновь стал бомжем.

Сестра Елена через третьи руки узнала о судьбе братишки, поехала в Питер, после долгих поисков, наконец, отыскала братца в жутком месте – в бомжатнике на свалке. Привезла домой, с мужем и детьми потихоньку-полегоньку возвратили к нормальной жизни. Только теперь Борис стал молчуном, оброс как бирюк, на дух не выносит женщин, живет, будто рак отшельник, закупорившись в раковине.

5

– Вот такая нехорошая история,– закончила Елена рассказ, вздохнув, смахнула набежавшую слезинку.

– Да-а… – сочувствующе протянула Зоя, солидарно вздохнула, удивлённо взирая на пустую миску: когда это она успела умять, если слушала, развесив уши?

– Теперь и с Юлькой не знаем, что делать,– продолжила плакаться Елена, уже как близкой подруге.– Влюбилась, говорит, в Бориса без ума. Соплюха, а туда же…Я говорит, излечу его душевные раны и получу самого лучшего мужа. Лекарша выискалась…Ну, скажите, нормально это? Другие вон в артистов влюбляются, в певцов, в ровесников, в конце концов, а эта дурында в родного дядю…

–Бывает…А он как?

– Как…Либо в упор не видит, либо рычит что зверь, когда эта нахалка переходит границу…Может их обоих полечить, у вас ведь в городе есть эти…как их…всё по телику показывают…Вспомнила: экстрасенсы.

– Да они в основном шарлатаны. Нужен хороший психолог.

– Ой, думала я уже про психолога,– махнув рукой, Елена поднялась.– Они берутся, если есть желание пациента. А эти охламоны упёрлись как бараны: мы здоровы, отвалите. Ладно, побегу я: у меня в духовке шарлотка, да и посмотрю вашу одёжку, просохла, поди, уже…

Елена ушла, забрав посуду, пообещав вскорости принести свежего чайку и шарлотку отведать.

Зоя подошла к окну, отодвинула занавеску. Борис, словно заведённый, механически выполнял одну и ту же операцию: брал чурку, ставил на попа, взмах топором, поленья в стороны. И всё же в этой монотонной картине, было нечто неуловимое, что притягивало глаз, заставляло смотреть и смотреть. Так бывает иногда с полотнами великих мастеров: вроде ничего особенного, примитивный пейзажик, а станешь в нужную точку – и открывается всё потаённое, пейзаж оживает, дышит, и ты вдыхаешь запахи травы, слышишь шелест листвы деревьев, очарованно следишь за передвижением букашки по травинке…

Вот и Зоя сейчас оказалась в такой точке, откуда картина не казалась плоской и банальной, а напротив, объёмной, выпуклой, обнажая всю дотоле скрытую красоту. Она, красота, была и в движениях Бориса, и в его блестевшем от пота теле, и даже хмурое лицо теперь казалось философски задумчивым.

В какой-то момент Зое показалось, что стекла мешают полнее насладиться, как досадное пятнышко на очках. И Зоя убрала это пятнышко – распахнула окно настежь. А следующий шаг был уж точно не сегодняшней Зои, а той, из бесшабашных школьных лет: она просто вылезла в окно.

– Здравствуйте, Борис. Я хотела поблагодарить вас…– к своему удивлению Зоя обнаружила, что испытывает давно забытую робость. В последний раз это с ней случилось на выпускном, когда пригласила на "белый танец" учителя истории, к которому испытывала лёгкую симпатию. И голос её тогда, так же дрожал.

Борис продолжал колоть, проигнорировав и появление Зои, и её взволнованный голос. Будто и не было её вовсе здесь.

–Тётка ты что, тупая совсем? Русского языка не понимаешь?– рядом с Зоей возникла Юлька, в руке кисть черноплодки, взгляд, будто крапива обжигает.– Повторяю для заторможенных: проваливай в свой город.

– Юля, во-первых, не хами, во-вторых, не суйся, когда взрослые разговаривают.

– Ха, ты что, училка по этике? Будет всякая старуха мне указывать…

– Слушайте, вы! – Борис грохнул обухом топора по чурке.– А ну пошли нахрен отсюда! Обе!

– Борь, я то чего?– пискнула Юлька.– Это всё она…

– Обе! я сказал! Живо!

Борис зыркнул исподлобья на Зою, она невольно дёрнулась, точно получила увесистую пощёчину. Очарование пропало, краски померкли, и предстала плоская банальная картина, в центре которой некрасиво гневный мужчина.