Прозорливый Видок Фиглярин

Тем не менее, многие явно слабые в художественном отношении тексты автора демонстрируют весьма ориги­нальные сюжетные решения. Напри­мер, «Чертополох...», хоть и апеллиру­ет к чрезвычайно популярному среди романтиков мотиву договора человека с темными силами, иронически пере­осмысливает его, делая ставку на реа­листическое повествование. Так, на предложение главного героя приобре­сти его душу дьявол с улыбкой замеча­ет: «Ты, любезный Чертополох, столь­ко накутил в жизни, что душа твоя давно уже наша собственность; но как я рад служить добрым приятелям, то в угоду твою готов купить твое тело». При этом образ наделенного инфер­нальными силами смертного по инер­ции используется писателем в качестве объекта литературной критики, что может восприниматься как отсылка к многочисленным оппонентам главно­го издателя «Северной пчелы»: «Но к чему это ведет? Сатира поправляет, пасквиль только гневает без поправы. Впрочем, сбить в одну кучу и добрых и злых, и умных и дураков, и друзей и врагов доказывает, что у Чертополоха нет души, нет утонченного чувства изящного и что не любовь к добру водила его пером, а злоба и зависть».

Метафоричность рассказа оконча­тельно разрушается в конце произведе­ния, когда автор предлагает читателю незамысловатый дешифратор своего замысла: «Какая нравственная цель этой сказки? Поставьте слово порок вместо черта — и все разгадано». Дьявол ока­зался неспособным осчастливить глав­ного героя, ведь писатель, будучи гла­шатаем среднего класса — служилых дворян, провинциальных помещиков, чиновников, купцов, мещан, — не верил в случайный успех. Именно поэтому его Мефистофель замечает: «Не моя вина,<...> что ты всегда нуждаешься в деньгах. Расчет, бережливость, при­личное употребление богатства, все это по части нравственной — а моя часть телесная, и я не мешаюсь в распоряже­ние твоих страстей. Чтоб распорядиться деньгами, надобно более ума, нежели чтоб приобресть их».

Еще более традиционными, на пер­вый взгляд, могут показаться «Неве­роятные небылицы, или Путешествие к средоточию Земли». В упомянутой повести писатель обращается к хорошо известному мифологическому мотиву катабасиса — сошествия в ад, — опре­деленным образом модифицирован­ному под влиянием технологической эпохи. При этом очевидным является наследование автором сатирико-фан­тастической традиции Дж. Свифта, чей знаменитый Гулливер посетил ряд стран, каждая из которых выступила своеобразным метафорическом вопло­щением того или иного аспекта суще­ствования общества. Примечательно, что в белорусской литературе анало­гичный подход к осмыслению мотива инфернального путешествия продемон­стрировал Янка Сипаков в своей пове­сти «Блуканне па шшасвеце» (1994).

Ф. Булгарин же, моделируя на стра­ницах своего текста три кардиналь­но различных социума, представляет свою собственную концепцию просве­щенного общества как явления про­цессуального: «...первая полоса, или Игноранция, означает совершенное невежество; вторая полоса, или Скотиния, полуобразованность, полуученость, что гораздо хуже невежества, а третья полоса, или Светония, истинное просвещение, делающее людей добры­ми, благонамеренными, смирными, скромными и честными». Особенно­стями данного произведения высту­пают также подчеркнутая натурали­стичность повествования, стремление научно обосновать саму возможность подземных странствий на основании еще не опровергнутой на то время гипо­тезы о полой структуре Земли. Послед­нее вкупе с рядом схожих сюжетных решений, в свою очередь, объединяет повесть Ф. Булгарина со знаменитым романом Ж. Верна «Путешествие к центру Земли», к слову, вышедшим в свет через целых 40 лет после появле­ния российского текста.

Самой же удачной с художествен­ной точки зрения является утопия писа­теля «Правдоподобные небылицы, или Путешествие по миру в XXIX веке», которая считается первым в истории российской литературы описанием путешествия во времени. Подобный мотив помогает автору по-новому раскрыть свой любимый прием сопо­ставления прошлого и современного («Сцена из частной жизни, в 2028 году, от Рождества Христова» (1828), «Иван Иванович Выжигин» (1839), «Две про­тивоположности» (1843) и др.), придает повествованию черты футурологиче­ского прогноза. Кроме того, именно в «правдоподобных небылицах» Ф. Бул­гарин сумел наиболее полно и после­довательно изложить всю сложную парадигму своих морально-этических, общественно-политических, научных и экономических взглядов.