А что, прямо настоящая крепость. Стены толстенные, потолок сводчатый, тоже каменный. Правда, окон нет — вместо них несколько узких отдушин под потолком, через которые немилосердно сквозит. Зато есть большой каменный очаг, даже с трубой, и по периметру стен — широкие нары. Тут даже жить можно, а для обычной однодневной ночевки так вообще роскошь. Грязно и неухожено, конечно, но мне не привыкать.
— Купава… — я оглянулся на инокиню и обнаружил, что она потеряла сознание. — Да что же с тобой такое?!
Брызнул ей в лицо водой, дождался, пока откроет глаза и взялся за застежки бахтерца:
— Надо осмотреть и рану перевязать, буде такая есть.
Купава зло блеснула глазами, и потянулось рукой за саблей.
— Не дури, дева! — строго прикрикнул я. — Воительница, называется, — это же надо, собрату по мечу рану боится показать! Мне дела до твоих сисек нет. Считай, что я лекарь.
— Если что, убью!.. — зло прошипела девушка.
— Убьешь, конечно, убьешь… — Я быстро распахнул доспех, потом подбитый мехом камзол, задрал на ней рубаху и нешуточно озадачился. Да, есть синяк чуть повыше солнечного сплетения, как раз между грудей. Надо сказать, грудки весьма привлекательного вида… Стоп, о чем это я? Ага, синяк здоровенный, конечно, но раны как таковой нет, едва заметная царапина. Но откуда у нее признаки отравления? Черные синяки под глазами, синие губы, слюна тягучая зловонная…
— Стоп!.. — я метнулся к вещам и достал из чехла секиру Руфуса. — Ах ты, млядий сын!
Пластины доспеха, кольчужная подстежка и стеганый поддоспешник вполне удержали удар, но копьевидное граненое навершие все же царапнуло Купаве кожу. Все бы ничего, но дело в том, что оно оказалось зачаровано какими-то нехорошими рунами. Явно на клинке просматриваются. Вот и результат. Я, конечно, не специалист, но дело плохо. Очень…
— Что там?.. — слабо прошептала Купава.
— Черные руны. Надо тебя срочно к лекарю, желательно к чародейскому. Погоди маленько, я сейчас срублю волокушу и двинем в Заречье. К утру поспеем…
— Возьми у меня в суме скляницу синего стекла… — уже почти теряя сознание, попросила девушка. — Да… да, вот эту… отм
Так и сделал, а потом… Потом, был страшный, звериный стон. Я хотел обернуться, но сдержался, а когда все-таки решился, увидел ее уже спящей. Не знаю, что за лекарство она выпила, но оно явно подействовало.
Присел рядышком, дождался, пока дыхание инокини станет спокойным, укрыл деву своей шубой, а поверх еще ее дохой, и принялся сооружать ужин. Война войной, а жрать тоже надобно. Да и завтра миска горячего варева совсем не лишней для воительницы окажется. Если выживет, конечно.
Так, что там мне подкинули селяне от щедрот своих? Подкопченная уточка — разобрав предварительно на кусманы, полностью птичку в котелок, но перед этим немного поджарим на смальце покрошенные крупно пару луковиц да головку чеснока. А потом водичку, а после того как прокипит, в бульончик пару горстей сушеного гороха. Все в наличии. Вот и порядок. Стоп… а если еще сверху щепоть сушеных травок, да кусман жирного сыра для навара? Обязательно! И назову я это варево «Суп Неожиданного Приюта»! А что? Вполне ничего себе название. Ой-ой… совсем забыл правило: взялся готовить, пропусти чарку огневицы для вдохновения. А у меня оная присутствует в достаточном количестве. Да еще тройной перегонки и анисовая. Целая баклага!
— Ну что, дева, за твое здоровье! — я отсалютовал Купаве и опрокинул дорожную серебряную чарку в себя. — Ух-х, ключница огневицу делала!..
Глава 31
«…ежели дева возляжет с девой, есть ли сие действо блуд? Сей вопрос вельми неоднозначен, и не может трактоваться в аналогии с противоприродной и противоестественной, мало того, несомненно, еретической связью мужа с мужем. Ибо женщины, несомненно, более сложные и тонкие создания, чем мужи, и отмечены божественностью своего предназначения. Доказательством сей сентенции есть принадлежность Властительниц наших именно к женскому полу. Тем паче, инокини Обители суть служанки божьи, и не поддаются суждению мирскому. И сии связи, буде такие случатся, служат токмо укреплению духовного наставничества, но никак не приписываемому нам мужененавистничеству. Хочу напомнить почтенному Филарету, архисхимнику мужской Обители Торжества Веры: на сей счет издана специальная энциклика, в коей архипрелат Оттоний Четвертый, приравнял наветы на Псиц Божьих непосредственно к ереси и ввел под строгий запрет мирское суждение об оных…»
(Магистр Обители Торжества Веры архисхимница Мария Отшельница. «Диалоги о морали и равенстве полов»)