За несколько лет, минувших со времен их сотрудничества, он облысел, фигура раздалась в бедрах, кожа лица и рук покраснела, а плоская, скошенная ко лбу лысина, - так та даже побагровела. Он еще больше стал походить на краба, но теперь на краба вареного. Он был всего года на три старше Томаса, но выглядел на все сорок с лишним. В нем и раньше была взрослость, проистекавшая от серьезного отношения к себе, теперь она превратилась в основательность, респектабельную солидность. Классный портной, сшивший его костюм, смог лишь слегка подкорректировать его фигуру. Но самого Краба, судя по всему, это меньше всего волновало. Уже на пороге гостиной он содрал с себя пиджак, небрежно швырнул его в угол, туда же отправил галстук от Кардена или Сен-Лорана и дружески, хоть и не без снисходительности, стиснул плечи Томаса своими клешнями:
- Здорово, Фитиль! Рад тебя видеть, блин!
- Здравствуйте, господин Анвельт. Спасибо, что нашли время меня принять, - ответил по-эстонски Томас, подпустив в тон самую малость иронии ровно столько, чтобы при необходимости можно было сделать вид, что никакой иронии не было.
- Фитиль! - укоризненно сказал Краб. - Иди ты на!.. В кои-то веки пришел человек, с которым можно нормально побазлать, и на тебе - "господин Анвельт". Краб! Забыл? Так вспоминай, блин, а то вышибу к такой матери!
- Здорово, Краб, - с улыбкой ответил Томас. - Я тоже рад тебя видеть.
- Другое дело, - удовлетворенно кивнул Краб. - Давай-ка врежем. Я коньяку. А ты сам выбирай. Только говорить будем по-русски. А почему? А потому что это скоро станет запретным удовольствием. Как для школьника покурить в сортире. А для меня уже стало. Ты не поверишь, Фитиль, я беру уроки эстонского языка. Я, эстонец, учусь эстонскому языку. Видел эту белобрысую кобылу, мою секретутку? Вот она меня и учит. Кандидат филологических наук. Нормально? Учит меня моему родному языку. А вот знаешь ли ты, что эстонский язык - он, это, сейчас вспомню. Вот, вспомнил: флективно-агглютинативный!
- Как? - поразился Томас,
- А вот так! - довольно захохотал Краб. - Не знаешь, Фитиль, не знаешь! И я не знал. А теперь знаю.
- И что это значит? - спросил Томас.
- А вот в это я еще не въехал, - признался Краб. - Потому, блин, и учусь.
- Но зачем?
- Затем! Чтобы эти падлы в мэрии или в правительстве не определили по моему произношению моего социального происхождения. И знаешь как они прислушиваются? Будто шпиона вычисляют! Суки позорные. Вчера еще жопу русским лизали, а сегодня... Сказать, что там считается неприличным, как пернуть? Заговорить по-русски! Да, я эстонец. И горжусь этим. Нас мало, но мы самая высокая нация в мире и все такое. Но почему я не могу говорить на том языке, на каком хочу? На каком мне, блин, говорить удобней? Это и есть демократия? Новые времена! Дожили, бляха-муха!
Краб набуровил в фужер французского "Камю" и чокнулся с Томасом, который выбрал все-таки "Джонни Уокера":
- Будь здоров, Фитиль!
- Будь здоров, Краб!
- Ты меня Крабом, пожалуй, не называй, - попросил Краб, наливая по новой. - Проехали Краба. Называй просто Стасом. Прозит, Фитиль!
- Прозит, Стас, - отозвался Томас. - Но тебе вроде бы грех жаловаться на новые времена, - заметил он, закуривая и с удовольствием ощущая, как разливается по слегка похмельным мозгам хорошее виски.
- А я и не жалуюсь. Я просто высказываю свой плюрализм мнений.
Краб выбрал из сигарного ящика длинную "гавану", со знанием дела обмял, обнюхал, потом обрезал кончик золотой гильотинкой и прикурил от золотого "Ронсона". Развалясь на диване, словно бы испытующе взглянул на Томаса своими маленькими крабьими глазками:
- Хочешь спросить, как я поднялся? Вижу, хочешь. Валяй, спрашивай. Может, и отвечу.
- Не ответишь, - возразил Томас. - И я не спросить хочу, а понять. А объяснять ты не станешь.
- Не дурак ты, Фитиль, но мозги у тебя дурацкие. Повернуты не туда, прокомментировал Краб. - Верно, объяснять не буду. Скажу вообще. Помогли мне подняться. Умные люди. Советом. А остальное своим горбом добывал, потому как был - что? Стартовый капитал.
- Откуда? - спросил Томас, прекрасно знавший, что в многодетной семье Краба с крепко закладывающим отцом, портовым грузчиком, никогда рубля лишнего не водилось.
- Оттуда! - значительно объяснил Краб, окутываясь дымом "гаваны". - Мы с тобой неплохо заколачивали, так?
- Бывало, что и неплохо.
- И куда ты бабки спускал? На блядей, на пьянки-шманки. Так? А я каждый бакс заначивал. Каждый, понял? Как знал - нужны будут для большого дела. И кто теперь ты, а кто я?
- Знаешь, Стас, ты если не хочешь, не говори, - попросил Томас. - Чтобы поднять такое дело, как у тебя, нужны не тысячи баксов, а десятки тысяч. Если не сотни. Я к тебе не за проповедью пришел, а за советом. Не знаю, к какому делу приспособиться. Сможешь дать совет - скажу спасибо. Не сможешь значит, не сможешь. Но лапшу на уши мне вешать не надо.
- Не дурак, не дурак, - повторил Краб. - Не обижайся, Фитиль. Сейчас мы что-нибудь для тебя придумаем. Политикой не хочешь заняться?
- Какой политикой? - удивился Томас неожиданному вопросу.