«Все, хватит! Тошнит уже от пафоса. Не мешай арестовываться».
На самом деле Грина не тошнило. Да и если бы тошнило, он вряд ли заметил бы это. Конкретно в тот момент ему вообще было по барабану практически все, что с ним происходило, происходит и произойдет. Он временно плевал и на высокую миссию, и на величие врагов, и на предсказания мистических союзников. Когда он покидал кубрик, его волновало и мучило только одно: ему было очень стыдно перед Викой.
Даже когда за Грином захлопнулась тяжелая дверь карцера, в душе у него не появилось никаких эмоций, кроме стыда, а в голове никаких мыслей, кроме строчки из песни: «…Я пришел сюда сам, и мне не уйти, потому что именно здесь сходятся все пути…»
9. Москва, сентябрь 2014 г
Учитель постучал в дверь кубрика 112, подождал немного и постучал снова. Вика подошла только после третьей серии бодрых постукиваний. Она приоткрыла дверь на дюйм, заглянула в щелку одним глазом, но, увидев, что это Учитель, открыла дверь полностью.
– Входи.
– Ты готова?
Лейтенант вошел и смерил Вику оценивающим взглядом. Пока она была не готова ни к подвигам, ни к обороне. Стояла перед Учителем в трусах и майке, понурая, с всклокоченными волосами, припухшими веками и воспаленными глазками. Но вряд ли она недавно встала. Скорее не ложилась. Или легла, да так и проворочалась всю ночь без сна. Учитель молча покачал головой, открыл дверь в душ и отвел туда Вику за руку.
– Разденешься сама?
– Кофе сделай, если не трудно, – тихо попросила Вика и, не дожидаясь, когда Учитель выйдет из ванной, стянула майку и взялась за трусы.
Лейтенант покачал головой (ох, уж эти барышни в печали!), вышел на кухню и щелкнул выключателем чайника. В таком простецком отношении Вики к Учителю не было ничего особенного. Во-первых, он годился ей в отцы (в очень молодые, ему было чуть за сорок, а ей слегка за двадцать, но все-таки), во-вторых, они как-то сразу нашли общий язык, и, в-третьих, только Учитель открыто поддержал Вику, когда она отказалась поверить в предательство Грина. Как считал Учитель, для близкой дружбы без интима причин вполне достаточно.
Чайник вскоре вскипел, кофе растворился, а Вика все еще торчала под душем. Учитель ее не торопил. На прием к генералу Алексееву они шли без записи, поэтому в котором часу штабная охрана выставит их вон, в девять ноль-ноль или в полдень, не имело значения. Лейтенант не верил в успех безнадежной попытки прорваться к генералу и попросить у него защиты для Грина. Но ведь попытка – не пытка. Тем более когда друг просит поддержки, а в твоем распоряжении законный выходной.
– Афанасьева! – вдруг послышался из коридора голос Ворона. – Ты дома? В душе, что ли?
Воронцов прошел в кубрик, воровато оглянулся на входную дверь, затем на дверцу ванной, но вовремя заметил хозяйничающего на кухне Учителя и мгновенно переменился в лице, походке и жестах. Заодно явно изменил намерения.
– Привет, командир, кофе хочешь? – Учитель поставил три чашки.
– Не хочу. – Воронцов сунул руки в карманы и прислонился к кухонному косяку. – Проведать решил. Как она?
– Нормально, выживет.
– А ты чего тут, сопли ей утираешь?
– Кофе подаю. – Учитель поднял на Ворона насмешливый взгляд. – Ревнуешь, что ли?
– Чего? – Воронцов удивленно похлопал глазами.
– Ничего. – Учитель спрятал ухмылку. – Расслабься, командир, я для нее очень старый. Ты, кстати сказать, тоже.
– Я что-то не понял, Учитель, что за гнилой базар? – В голосе майора послышались нотки недовольства.
– Думаешь, не заметно, как ты на нее косишься? – Учитель махнул рукой. – Ладно, проехали.
– Нет, притормози, ничего не проехали. – Ворон наклонил голову и уставился, как одноименная птица, будто прицеливаясь, какой бы глаз выклевать этому слишком зоркому Учителю. – Говори, раз уж начал. Чего ты там заметил? Как я на нее гляжу?
– С мужским интересом. – Учитель налил себе кофе и уселся за столик. – Только не получится ничего, командир. Она Грина любит. Знаешь, что такое любовь?
– А-а, – Воронцов скривился, – не гони волну, лейтенант, какая любовь на войне?
– На войне с этим туго, – согласился Учитель. – Но случается. Мы собрались к Алексееву, пойдешь с нами?
– Почему через голову? – насупился Воронцов. – Устав забыли?