Провокатор

— Официант научил… Я на официанта учился, пока меня…

— Никогда ничему не учись у официантов… Ничему! Мой совет.

— Теперь меня… Как же я?.. Я же старался…

— Эх ты, раковая клетка! — М. протягивает ему листок.

— А-а-а! Нашли! Слава тебе, Господи!.. Спасибо-спасибо! — Пытается поцеловать руку режиссеру.

— Ты что? Пшел вон!

— А не подпишете?

— Вон!

— Лучше подпишите… — Молодой человек испуганно осматривается. — А то вас… вас…

— Во-о-он!!!

Можно было только посочувствовать Цаве — он не понимал ни меня, ни О. Александрову. Впрочем, мы с ней сами толком не знали, чего хотим.

— Зачем вам все это? — вопрошал наш друг.

— Цава, должны же в мире существовать какие-то законы? — удивлялась жена.

— Он вам, как я понял, ни сват ни брат?

— Цава, не будь казенным, — просил я.

— Тогда говорите: что вы от меня хотите?

— Ему надо как-то помочь.

— Как?

— Я бы могла статью написать. На морально-нравственную тему, высказалась О. Александрова.

— А если он виноват и суд прав? — спрашивал Цава. — Ты прости, Александров, но человек ты эмоциональный, я бы даже сказал, нервный, впечатлительный…

— Речь не обо мне!

— Надо с ним встретиться, — предложила жена.

— Родная, кто тебя допустит? — всплеснул руками Цава. — Насколько мне известно, смертники изолируются до своей последней смертной секунды…

— Какой ужас, — лепетала жена. — Я его видела… он… не мог… Он этих двоих… справедливо…

— Если бы каждый так поступал, как он? Что было бы? — поинтересовался мой приятель.

— Мир стал бы лучше, — ответил я гордо.

— Да?

— Да!

— А я вот что-то сомневаюсь.

— А я — нет!

— Во-о-о-н! — страшно заорал М. и наступал на тень. — Во-о-о-н, чтобы духу!..

Пятясь, молодой человек столкнулся с Зинаидой. Она испугалась спазмы душат ее. М. бросается к ней:

— Зиночка? Зина? Не бойся, не бойся! Дыши-дыши!..

— Боже мой, чего они от тебя хотят?

— Ничего уже не хотят! Дыши глубже.

— Какие-то вокруг люди. Они странные. У них нет лиц. Они в сапогах, эти люди. И у этих сапог запах дегтя!..

— Зинаида! — М. держит родные руки у сердца. — Это рабочие сцены.

— Надо бежать… Бежать!.. Туда, где нет этого запаха… И еще они рубят… Слышишь стук?

— Это мое сердце.

— Нет-нет, они рубят людей.

— Прекрати… Я сам приказал… чтобы декорации к черту!..

— Потом они будут рубить тебя! Я не хочу этого!!! Не хочу!

— Зинаида! Прекрати! Истерику!

— Они отрубят тебе пальцы, чтобы ты не смог написать мне письмо… Я буду ждать письмо, а тебе отрубят пальцы… И ты не сможешь написать письмо… А я буду ждать письмо!

— Так!!! — взрывается он в крике, в вопле, в оре. — Хватит! Мы будем работать! Сейчас же! Немедленно! Мы будем работать!!!

— Нет! Я не хочу. Я устала. Я боюсь. — Зинаида отступает. — Нас обманули. Как детей. Разве можно обманывать детей?

— Мы будем работать! Дайте тишину!.. Мы начинаем…

— Нет, я не хочу!

— Я сказал!

— Нет! — кричит в ужасе Зинаида. — Нет!.. Я тебя ненавижу! Ты — шут! Придворный шут!.. Как ты можешь работать, когда… Тсс! Тишина… Ты слышишь, какая тишина… Нет, шуршат, шуршат… — Шепчет безумно: Шурш-шурш-шурш… это мыши… мышшшши! Как их много… их полчище!.. их миллионы!..

— Зинаида! Это бумага… бумага… бумага! — М. напуган ее состоянием.

— Нет, это мыши… Разве ты не видишь? Странно, что ты…

— Зиночка!

— Они меня… не надо! Не надо!.. Мне больно! — Зинаида отступает, отступает, отступает.

М. в прыжке настигает ее, бьет наотмашь по лицу; пинает ногой страницы:

— Это бумага!.. И мы будем работать с тобой.

— Нет-нет!

— Будем! — И снова жестокая пощечина.

— Не-е-ет!

— Да! — И вновь удар по лицу.

— Я не могу!!!

— Можешь! Потому что! Ты моя! Ты — актриса!.. И ты будешь играть! Будешь! — Тащит Зинаиду к качелям. — Ну, вспомни? Какая ты была! Вспомни! Черт возьми!.. Вспоминай!!!

у входной двери Кулешов столкнулся с Сусанной. Случайная встреча? Постаревшая соседка пахла декабрьским морозцем, снегом и похотью. Сусанна искренне обрадовалась:

— Шурик, ты, говорят, мастер, а у меня в комнате трубы текут.

— Да мне сейчас… — начал было мямлить растерявшийся юноша.

— Ничего-ничего, ты только посмотри! — И затолкнула Кулешова в свою девичью обитель.

— А трубы-то где? — открывал свой чемоданчик слесарь.

— За кроватью, — отвечала соседка, включая телевизор. — Тебе помочь?

— Не надо, — пробурчал Кулешов и принялся осторожно сдвигать мебель, припоминая в смутных очертаниях конфуз, некогда приключившийся с ним именно под этим двухместным лежбищем любви.

Потом минуту-другую бряцал разводным ключом о трубу.

Потом…

— Ну, что там такое?

Кулешов почувствовал у шеи теплое дыхание женщины, она упала ничком на кровать и теперь заглядывала на его работу.

— Минутное дело, — отвечал юноша. — Резьба ослабла.

— Резьба! — хмыкнула Сусанна, и Кулешов от ее грудного, многообещающего голоса почувствовал сгусток крови в голове.

Между тем телевизор в углу начал передавать торжественную встречу в Кремле:

— …ради наград мы работаем, мои друзья засранцы! Когда твоя работа находит высокую оценку — это всегда полный пиздец! Такое чувство испытываю и я сейчас, но к этому добавляется еще и другое…

— Вот и все, — сказал Кулешов.