Провокатор

– А дальше?

– А дальше только припев, больше пока не переведено. Этим занимается один юноша в Париже, но небыстро, очень небыстро, глядишь, через годик и закончит, – хватит с меня «Елочки», не хочу больше песни тырить. И я продолжил:

Это есть наш последний
И решительный бой,
С Интернационалом
Воспрянет род людской!

– Вы социалист? – как в омут, бросился Красин.

– Да. Рекомендательных писем от Плеханова или Засулич предоставить не могу, но я с ними недавно встречался в Женеве.

– В Женеве? До или после убийства Елизаветы Баварской?

– За пару недель до, вовремя успел уехать – полиция перетрясла всех известных им левых, досталось и Георгию Валентиновичу с Верой Ивановной. А вы, как я полагаю, оказались в Иркутске не по своей воле, так?

– Да, там целая история, тянется уже семь лет, – подтвердил Леонид.

В тот вечер мы толком не договорили и разошлись, условившись непременно встретиться в следующий приезд Красина в Москву через пару недель. За это время я дернул Савинкова и нескольких других ребят разузнать о Красине – строго говоря, мне это было совершенно не нужно, биографию Никитича я вполне помнил, мне было нужно, чтобы информация о том, что я навожу справки, дошла до объекта моего интереса.

Тем временем шли и рутинные дела – зубатовские «профсоюзы» уже действовали на семи заводах, но пока тихо, занимаясь в основном самообразованием. Я нацелил на них Тулупова с Муравским, посоветовал подбросить литературы и кого-нибудь из толковых ребят, чтобы аккуратно двигать рабочих в нужную сторону. За дело взялся Исай – как по мне, лучше кандидатуры и не найти, свой, из рабочих, за словом в карман не лезет, задачу понимает и пока никакую политику (во всяком случае, в открытую) туда тащить не будет.

Группа Савелия Губарева надыбала пять деревень, годных под стартовые площадки для колхозного движения, из них я выбрал одну, наиболее интересную – относительно близко к Москве, никакая урожайность, хотя петровцы клятвенно заверили, что ее при правильной агротехнике можно поднять втрое, и, что самое главное, там жила родня сразу аж двух студентов-землеведов. Мы решили готовить встречу с «крестьянским активом» как можно скорее, лучше всего в Можайске, самом ближнем городе.

* * *

Палка просвистела у самого носа, я едва успел отшатнуться, нападавший был на полголовы выше и длиннее руками. Еще хуже было, что он был сильно моложе и атаковал в таком темпе, который я долго не выдержу, дыхалка уже не та. Я кое-как отмахивался, стараясь держать дистанцию, но все равно успел пару раз вскользь получить по бокам, когда понял, что терять нечего и надо атаковать самому – пан или пропал. Трость с сухим треском встретила палку и сбила ее в сторону, я шагнул вперед, переходя в замах, как внезапно ощутил сильный толчок в живот. В глазах померкло, и я, продолжая двигаться по инерции, рухнул в пустоту, где только что стоял противник.

– Михал Дмитрич, вы в порядке?

Сознание вернулось, надо мной стояли обеспокоенный тренер Ольшаник и успевший снять фехтовальную маску Муравский.

– Да, вроде бы все хорошо, только отдышаться.

– Ну я же сколько вам говорил, держите дистанцию, атакуйте, только если уверены! – страдальчески причитал Коля.

– Ничего, злее буду, – попытка улыбнуться заставила опять скрючиться и восстанавливать дыхалку молча.

Зал Русского гимнастического общества, в котором мы время от времени лупили друг друга палками, располагался в Ваганьковском переулке между Знаменкой и Воздвиженкой, где в мое время стояли корпуса библиотеки имени Ленина. А переулок назывался улицей Маркса-Энгельса, видимо, для полного комплекта основоположников. Муравский оказался неплохим рукопашником, ходившим даже в стеношные бои, и давним членом РГО, в котором, невзирая на громкие имена основателей, а точнее спонсоров – Щукиных, Морозовых, Шустовых, – основной «рабочий» костяк составляла публика вполне демократическая. Коля вообще был находкой во многих смыслах, с ним, что называется, можно было пойти в разведку, один недостаток – слишком влюбчив, появление в кругу передовой молодежи каждой новой барышни означало новые восторги или страдания, в зависимости от развития отношений.

– Все в поржадку? Ниц неболи? – тренер был чехом и, когда волновался, перескакивал с русского на чешский.

– Ничего страшного, спасибо, – мне помогли подняться и повели в раздевалку, куда Ольшаник принес свинцовую примочку и бинты, так что через полчаса я стал вполне дееспособен.

– Франц, а почему вы не используете тренажеры? И штанги у вас литые, без сменных дисков… – Оба уставились на меня, опять, что ли, я с анахронизмами влез?

– Аппараты у нас есть, вы же видите, – постарался объяснить чех.