– Фабер-Кастелли, Кох-и-Нор Хардмут, Пеликан… – после некоторого раздумья выдал Альберт, а я дополнил:
– Паркер в Америке, Ватерман во Франции, англичан тоже забывать не надо. Кстати, об англичанах, как вы думаете, Данхил купит вот этот патент на ветрозащищенную курительную трубку?
– Вещь забавная, но тут судить трудно… – пожал плечами Эйнштейн.
– Ну, я вижу, вы поняли. Занимайтесь, – изобразив доброго дядюшку, я отбыл на почту.
Трудные дороги революционера-подпольщика привели меня в Женеву… – помнится, такими унылыми запевами начинали свои репортажи разъевшиеся на еврохарчах советские журналисты-международники. Но шутки в сторону, я в Женеве и впереди встреча с самим Плехановым. Ленина как философа еще нет, самая крупная фигура в российской социал-демократии – Георгий Валентинович Плеханов. Теоретик, отринувший народничество ради марксизма, переводчик Маркса на русский, один из лидеров Второго Интернационала, обласканный самим Энгельсом. Ух, какая личность! Ленин в двадцатые годы писал, что Плеханов, даже после всех его меньшевистских и оборонческих выкрутасов, – лучшее, что есть в марксистской философии. Сорок три года, юнкерское училище, неоконченный Горный институт, «Земля и Воля», «Черный Передел», первая марксистская группа в России «Освобождение труда». Кроме того, среди молодого поколения социал-демократов Плеханов котировался куда выше своих западных коллег Гэда, Жореса или Лафарга, на верхушке марксистского Олимпа были трое – Бебель, Каутский и Плеханов, причем самым левым был именно Плеханов, яростно критиковавший Каутского за буржуазно-ревизонистское грехопадение.
Дорвавшиеся до заграниц купчики обычно имеют в одежде какую-нибудь несуразность, но шедший в сторону Национального монумента по аллее парка Jardin Anglais был одет вполне аккуратно. Вот черт его знает почему, но русский человек в европах всегда виден за версту – вроде и костюм, каких двенадцать на дюжину, и шляпа, даже усы вразлет ничего особенного на фоне таких же усачей-бородачей не представляют, а поди ж ты… Тип лица, что ли, или выражение – ни разу не промахивался, наших всегда определял безошибочно. Наверное, и меня так же определяют.
Я на всякий случай проверил время – было ровно два пополудни – и приподнял к груди газету Tribune de Geneve, свернутую так, чтобы было видно название.
– Добрый день, – обратился подошедший ко мне на французском, – не подскажете ли ближайший цветочный магазин?
– Могу подсказать, только в Цюрихе, я нездешний, – с грехом пополам выдал я заученную фразу. Н-да, давно собираюсь подналечь на языки.
– Ну и славно, вы инженер Скамов? – перешел на русский визави, сверля меня глазами из-под густых сросшихся бровей.
– Он самый. Жорж, если не ошибаюсь?
Мы раскланялись и не спеша двинулись по другой аллее парка вдоль озера. Первым делом я передал ему три письма из России, которые он мельком просмотрел и убрал в карман пиджака.
– Итак, что вас привело ко мне? – поинтересовался Жорж, а я прямо почувствовал, как на меня смотрят сверху вниз, и внутренне хмыкнул.
М-да, дядя, а ведь ты, похоже, забронзовел там, на своих олимпах. И тон несколько высокомерный, что в сочетании со вбитой в юнкерском училище осанкой производит не слишком приятное впечатление, и это вот «ко мне», не допускающее даже мысли, что можно было ехать к кому-то еще. Чую, попортишь ты мне крови… Ладно, эмоции в сторону, дело прежде всего.
– Полагаю, вы согласитесь, что нашей социал-демократии позарез нужна общероссийская газета? – начал я с главного.
– Безусловно, и острота вопроса только выросла после съезда партии в Минске.
Мне стоило некоторых трудов, чтобы не ляпнуть что-нибудь саркастическое. Смех один, а не съезд – два бунда в три ряда, девять человек на полтораста миллионов населения, все арестованы в течение двух, что ли, последовавших недель.
– Так вот, я прорабатываю проект этого издания. Финансы частично есть, частично известно, откуда их можно получить, техническое обеспечение готовится. Я предлагаю вам принять участие.
– Где вы собираетесь печатать газету? Здесь? В Мюнхене? Или, может быть, в Лондоне или Брюсселе? – как мне показалось, последние слова он произнес с некоторым презрением.
– В России.
– Вот даже как!.. – саркастически воскликнул мой собеседник. – Однако печатание социал-демократической литературы встречает препоны даже здесь, как же вы собираетесь это делать там?
Я спокойно ответил.
– Редакция, естественно, должна находиться вне досягаемости Охранного отделения, то есть где-нибудь в удобном месте в Европе. Туда стекаются материалы, там формируется номер, который затем в готовом виде пересылается в Россию, где будет создано несколько подпольных типографий.
– Несколько, хм… – озадаченно хмыкнул Плеханов. – Но на них же потребуется уйма денег, где вы хотите их достать?