Провокатор

Полчаса я излагал ему его будущие обязанности - принять его на работу я решил сразу, как только увидел подпись. В конце концов, если я даже ничего больше тут не сделаю, только поддержу Эйнштейна в его не очень сытой молодости… Кстати, о сытости.

- Альберт, вы любите пиво?

- Эээ… ну да… - почему-то смутился Альберт. - Но больше вино.

- Отлично! - я ободряюще ему кивнул. - Тогда выбирайте место, куда мы пойдем обедать - там и доскажу остальное.

За обедом я окончательно объяснил, что нужно делать - подавать заявки, получать патенты, оценивать круг заинтересованных компаний, рассылать им письма с предложениями. Короче, поработать патентным коммивояжером не сходя с места. Предложенная зарплата его устроила - еще бы, я зарядил в полтора раза больше того, чем намеревался да плюс предложил процент с купленных лицензий. К концу обеда энтузиазм у Альберта заметно вырос, на чем мы в тот день и расстались.

Следующие два дня Иоганн вводил его в курс дел, я добивал несколько привезенных с собой заявок и под конец предложил их на просмотр Эйнштейну. В основном, это были разные усовершенствования “вечного пера”, сиречь авторучки, о которых я вспомнил при поездке в Питер - кнопочная и рычажная заправка, прозрачный ободок для того, чтобы видеть уровень чернил, завинчивающийся колпачок с прокладкой, клипса, которой ручка цепляется за карман и другие мелочи.

- Как вы думаете, кому будут интересны эти патенты?

- Фабер-Кастелли, Кох-и-Нор Хардмут, Пеликан… - после некоторого раздумья выдал Альберт, а я дополнил:

- Паркер в Америке, Ватерман во Франции, англичан тоже забывать не надо. Кстати об англичанах - как вы думаете, Данхил купит вот этот патент на ветрозащищенную курительную трубку?

- Вещь забавная, но тут судить трудно… - пожал плечами Энштейн.

- Ну, я вижу вы поняли. Занимайтесь, - изобразив доброго дядюшку, я отбыл на почту.

***

Трудные дороги революционера-подпольщика привели меня в Женеву… - похожими унылыми запевами, как я помню, начинали свои репортажи разъевшиеся на еврохарчах советские журналисты-международники. Но шутки в сторону, я в Женеве и впереди - встреча с самим Плехановым. Ленина как философа еще нет, самая крупная фигура в российской социал-демократии - Георгий Валентинович Плеханов. Теоретик, отринувший народничество ради марксизма, переводчик Маркса на русский, один из лидеров Второго Интернационала, обласканный самим Энгельсом - ух, какая личность! Ленин в двадцатые годы писал, что Плеханов, даже после всех его меньшевистских и оборонческих выкрутасов - лучшее, что есть в марксистской философии. Сорок три года, юнкерское училище, неоконченный Горный институт, “Земля и Воля”, “Черный Передел”, первая марксистская группа в России “Освобождение труда”. Кроме того, среди молодого поколения социал-демократов, Плеханов котировался куда выше своих западных коллег Гэда, Жореса или Лафарга. На верхушке марксистского Олимпа были трое - Бебель, Каутский и Плеханов, причем самым левым был именно Плеханов, яростно критиковавший Каутского за буржуазно-ревизонистское грехопадение.

Дорвавшиеся до заграниц купчики обычно имеют в одежде какую-нибудь несуразность, но шедший в сторону Национального монумента по аллее парка Jardin Anglais был одет вполне аккуратно. Вот черт его знает почему, но русский человек в европах всегда виден за версту - вроде и костюм каких двенадцать на дюжину, и шляпа, даже усы вразлет ничего особенного на фоне таких же усачей-бородачей не представляют, а поди ж ты… Тип лица, что ли или выражение - ни разу не промахивался, наших всегда определял безошибочно. Наверное, и меня так же определяют.

Я на всякий случай проверил время - было ровно два пополудни, и приподнял к груди газету Tribune de Geneve, свернутую так, чтобы было видно название.

- Добрый день, - обратился подошедший ко мне на французском, - не подскажете ли ближайший цветочный магазин?

- Могу подсказать только в Цюрихе, я нездешний, - с грехом пополам выдал я заученную фразу. Нда, давно собираюсь подналечь на языки.

- Ну и славно, вы инженер Скамов? - перешел на русский визави, сверля меня глазами из-под густых сросшихся бровей.

- Он самый. Жорж, если не ошибаюсь?

Мы раскланялись и не спеша двинулись по другой аллее парка вдоль озера. Первым делом я передал ему три письма из России, которые он мельком просмотрел и убрал в карман пиджака.

- Итак, что вас привело ко мне? - поинтересовался Жорж, а я прямо почувствовал, как на меня смотрят сверху вниз и внутренне хмыкнул.

Мда, дядя, а ведь ты, похоже, забронзовел там, на своих олимпах. И тон несколько высокомерный, что в сочетании со вбитой в юнкерском училище осанкой производит не слишком приятное впечатление и это вот “ко мне”, не допускающее даже мысли, что можно было ехать к кому-то еще. Чую, попортишь ты мне крови… Ладно, эмоции в сторону, дело прежде всего.

- Полагаю, вы согласитесь, что нашей социал-демократии позарез нужна общероссийская газета? - начал я с главного.

- Безусловно, и острота вопроса только выросла после съезда партии в Минске,