Проводы

Рядом в бетонной выемке, куда хлестали из-под глинистого обрыва берега ледяные подпочвенные воды, лежал могучий старец Яков Ефимыч Ярошевский с лицом римского патриция и сложением кондора. Уцепившись подагрическими пальцами за борта бетонной ванны, он обозревал пляж. При виде двух девушек он, кряхтя и фыркая, как бегемот, выполз на гальку и, достав из потертого кожаного футляра полевой бинокль, навелся на резкость.

- Мама моя родная, - сказал он себе. - За что человеку дана подлая старость?

Девушки и юноши тем временем устроились рядом и, попривыкнув друг к другу, несколько раз ходили купаться. В воде Юрик хватал Зинулю то за одну выпуклость, то за другую, а один раз даже прижал еe попкой к стволу своего орудия. То незамедлительно пришло в состояние повышенной боевой готовности, отчего сердце у Зинули радостно и испуганно оборвалось.

На берегу Мерзик достал из сумки колоду карт, перетасовал еe и умело сдал. На картах делалось то же, что и на пляже, и даже хуже.

- В дурачка, - объявил Мерзик.

- А во что с тобой еще можно играть? - хмыкнул Юрик.

Бросая карты на подстилку Юрик комментировал анатомические достоинства окружающих. Ему нравились крупные особи. "Чтоб берешь в руки - маешь вэщь," - повторял он. Мерзику никто не нравился. Отбиваясь от Юрика или грузя его своей швалью, он только приговаривал: "Та ебать их, свинюк, таких!" И даже непонятно было к кому относились эти слова - к картам или людям. Девочки молчали. Витяня время от времени бросала испуганные взгляды на высокую и худую даму, которая устроилась неподалеку от них и тут же направила на Витяню черные очки. Что до Зинули, то недавнее прикосновение Юрика оставило в еe душе глубокий след, ибо всей плотью своей она почуяла в нeм своего пахаря.

Они загорали. Они плавали в сверкающие солнечными бликами дали, где море было тяжелым и теплым, как масло. Они смелели в обращении друг с другом.

"Завтра. Все, завтра", - обещала себе ночью Зинуля, уже видя то место в дальнем конце пляжа, где била из глинистого откоса ледяная подпочвенная вода, место, где она собиралась развязать свою бельевую веревку, развести ноги и впустить в себя этот тяжелый и горячий отросток, терзавший ее воображение. О, как она мечтала о нем! Как хотела взять его в руки, прижать к груди, затолкать в себя. В эти ночные часы она представляла себя Эммануэллой из видеофильма, и ее маленькие пальчики уже не в силах были помочь ей.

Мечте ее суждено было сбыться. На следующий день на пляже появилась милиция. Приехавшие установили свой тарахтящий мотоцикл на краю обрыва, недалеко от отвесно срывающейся к морю тропинки, и посредством мегафона стали требовать, чтобы пляж был немедленно "очищен от присутствия". Часть нудистов, одевшись, стала уходить от греха подальше на соседние пляжи. Юрик, вызывая нервный смех Зинули с Витяней и громкий - отдельных лиц, полностью лишенных всякого стыда и совести, стал звать блюстителей правопорядка купаться. Те, добившись частичного выполнения распоряжения, но не рискуя спускаться к воде, сели на мотоцикл и утарахтели за мохнатую декорацию прибрежной растительности. Беспечный же Юрик достал из воды под камнями прохлаждавшуюся там бутылку "Aлиготе" и, откусив козырек жестяной крышки, открыл еe.

Сладким и хмельным до забытья было копеечное вино, которое Зинуля с Юриком пили прямо из горлышка, чередуя глотки с долгими поцелуями и дав волю жадным рукам. На все закрыли они хмельные глаза: на редких пляжников, на возможность возвращения милиции, на дневное светило, клонящее огненную голову к клочку земли, где безо всякого его участия полыхала тысячеградусная страсть.

Когда Юрик отвалился от Зинули, оставив лежать еe, ошеломленную свершившимся счастьем, Мерзик с видом знатока подытожил:

- Пиздец целке.

После этого он вытащил из нагрудного кармана рубашки спичечный коробок с планом. Усевшись на корточки, он открыл его, отщипнул от лежащего внутри темнозеленого катыша кусочек и стал сооружать косяк. Достав папиросу "Беломор", высыпал из нее табак на ладошку, смешал его с крошками плана и собрал все это месиво в прозрачный патрон папиросы. Утрамбовав пальцами косяк, он взорвал его и окутался клубами вонючего дыма.

Зинуля, приходя в себя, слышала, как вскрикивают в небе чайки, как тихо шлепает о прибрежные камни ленивая волна. Она повернулась на бок и выглянула из-за широкой спины Юрика. Витяня неотрывно глядела в море.

- Витя, - позвала еe Зинуля, но та даже не повернулась к ней.

- Трахни еe тоже, - тихонько сказала Зинуля, прижимаясь к Юрику, - она тоже хочет.

- Витька, канай сюда, - лениво распорядился Юрик.

- Чего? - испугалась та.

- Ничего, иди сюда, не пожалеешь.

Юрик достал своей длинной рукой Витяню, подтянул к себе и вполз на нее так, что от нее не осталось и следа.