Читаем Проводы Пятого солнца полностью

<p>Александр Стесин Проводы Пятого солнца</p>1

Давай, Команданте Же, еще раз про пернатого змея. И про город — как он у них там назывался, Тянитолкай? Теночтитлан. Но и Тянитолкай неслучайно вертится на языке: по сходству звучания с именами науатль; по ассоциации с теми проволочными фигурками мифических животных, коими до отказа завален рынок Бальдерас. Впрочем, сувенирные тянитолкаи из Оахаки — это одно, а их пращуры, обитатели ацтекского пантеона-зоомузея, — совершенно другое. Обсидиановая бабочка Ицпапалотль с когтями ягуара, бог дождя и грома Тлалок с глазами совы и змеиными завитками перед носом, бог землетрясений Тепейоллотль с руками, похожими на надувные лодки; полурыба-полукрокодил Сипактли, принцесса Иламатекутли с лицом, скрытым бахромой из кинжалов, пернатый змей Кецалкоатль и колибри левой стороны Вицлипуцли. Сон разума порождает сакральных чудищ. Давай, Же, про Вицлипуцли.

Же не любит про ацтеков. Любит про мексиканскую революцию, про Каррансу, Обрегона и Панчо Вилью. Про самонадеянного генерала Санта-Ану, трижды объявлявшего войну Соединенным Штатам и не выигравшего ни единого сражения, кроме потешной «кондитерской» кампании 1838 года. «Дети мои, за мной!» — командует генерал, надувая обвисшие щеки. Же рассказывает в лицах, входит в образ. Мексиканскую историю он знает как свои пять пальцев. Давние знакомые, мы не общались несколько лет, с тех пор как он покинул Нью-Йорк в поисках новых рубежей. Тогда я знал Же как человека разносторонне одаренного, немало пьющего и, кажется, склонного к меланхолии на предмет собственной нереализованности. А сейчас, путешествуя с ним по Мексике, видел перед собой счастливого первопроходца, обретшего новую родину среди ушастых кактусов «нопаль» и котловин Сьерра-Мадре.

— Ладно, на чем мы остановились? На Теотиуакане? Теотиуакан был одной из самых продвинутых цивилизаций. Когда пришли чичимеки…

— Чучмеки?

— Сам ты чучмек. Тольтеки и чичимеки, которые подмяли под себя теотиуаканцев и, в общем, присвоили их культуру. Раньше считалось, что тольтекская цивилизация — это что-то оригинальное и значительное. А когда раскопали Теотиуакан, выяснилось, что у тольтеков не было ничего своего, все заимствованное. Просто дикие племена с севера, кажется, из Колорадо. Кстати, и ацтеки из тех же краев. Но ацтеки — это вообще не цивилизация, а черт знает что. Сплошные войны да человеческие жертвоприношения. Они и пленных брали с единственной целью принести их в жертву своему Вицлипуцли. Так что в итоге соседние племена были только рады посодействовать конкистадорам. Хотя, конечно, Кортес тоже по головке никого не гладил. Но по сравнению с Писарро и другими был вполне приличным человеком.

— Слышь, Же, а что это там за вышки торчат?

— Вот как раз туда я вас и везу. Город-призрак.

Все предыдущие дни — с того момента, как наша группа из шести человек погрузилась в салон микроавтобуса с забулдыгой-водителем, откликавшимся на нежное русское имя Люся, — Мексика представала чередой уютных колониальных городков, никак не вязавшихся с моими наивными представлениями о «диких южных соседях» цивилизованной Америки. Вместо сугробов мусора и оцинкованных кровель лачуг — фотогеничные фасады двухэтажных зданий, облицованных изразцовой плиткой или украшенных лепниной, с вазообразными балясинами баллюстрад и балконными цветниками. В Керетаро мы глазели на гонки старинных автомобилей и, замирая от ужаса, аплодировали подростку, жонглировавшему факелами в местном цирке; в Гуанахуато проталкивались через уличный бал-маскарад, посвященный творчеству Сервантеса. Окна гостиницы выходили на площадь с ратушей и фонтаном, с медленной воскресной толпой и пожилыми парами, вальсирующими под духовую музыку в парке, со шкатулочной мелодией мороженщика и продавцом воздушных шаров, издали похожим на двуногое дерево с клубящейся кроной разноцветных осенних листьев. Картины будничной жизни, будто специально созданные для изумленного взгляда туриста, наводили на мысль о том, что весь «магический реализм» латиноамериканских классиков — не более чем зарисовки с натуры.

Теперь же, наблюдая однообразный ландшафт сквозь стекло микроавтобуса, я впервые увидел ту дикую Мексику, о которой, как и большинство американцев, имел смутное, но устойчивое представление априори: сухая жара, изобилие кактусов, редкие фигуры людей в сомбреро, куда-то бредущих на фоне странных пирамидальных построек. При ближайшем рассмотрении постройки оказались заброшенными штольнями, а пустынная местность — историей государства в миниатюре.

2
Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература, 2012 № 05

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука