— Знаешь, — произнесла демонесса, в очередной раз прерывая пытку, — с тобой даже интересно общаться. Ты столь упорен, что мне доставляют удовольствие твои мучения. И все равно расскажешь ты все — позже или раньше, но расскажешь.
— Я пока постараюсь оттянуть этот момент как можно подольше, — проговорил я, понемногу приходя в себя после пыток.
— Меня радует такое искреннее стремление доставить удовольствие женщине, — широко улыбнулась собеседница и протянула руку к моему лицу.
— Да какая ты женщина…
Закончить фразу у меня не вышло из-за нового приступа боли. Секунду или вечность, в тот момент время для меня перестало существовать — мое тело и разум рвало на части, я ничего не видел и не слышал. Когда боль схлынула, я услышал спокойный, даже жизнерадостный голос моего палача.
— Знаешь, такое ощущение, что тебе нравиться, когда тебя пытают.
— Может, и нравиться, — прохрипел я. — Чего еще спросишь?
— Спросить? — на миг задумалась демонесса и произнесла. — Что насчет этого знака, откуда он у тебя?
Собеседница коснулась моего запястья, где был выжжен Знак перехода между мирами.
— Случайно обжегся.
Ответ последовал незамедлительно — новый приступ боли был настолько силен, что я вновь обрел возможность управлять своим телом. И голосом.
— Аааа! Тваррррь…
Я выгибался на лежаке, корчился, как червяк на крючке, не в силах вынести боль. Когда же она прекратилась, то еще с минуту продолжал биться в судорогах.
— Больно, — жалостливо произнесла надо мною демонесса, — знаю. Но сам виноват в этот, сам.
Молодая женщина стояла надо мною и медленно накручивала на палец длинный локон. При этом в ее взгляде не было ничего — одна пустота, равнодушие ко мне, лежащему перед ней абсолютно голым. Словно, на муху, запутавшуюся в паутине. Можно ту оставить на прокорм пауку, можно раздавить пальцами, а можно порвать тонкие нити и отпустить пленницу на свободу. Впрочем, отпускать меня точно никто не станет. Или раздавят, или сожрут…
— Тебе же немного осталось сопротивляться, — задумчиво проговорила демонесса. — Думаю, ты и сам это прекрасно сознаешь…
Я лишь сильнее сжал челюсти, в досаде признавая ее правоту. Да, продлись последняя пытка чуть дольше, и я бы выложил ей все — про Знак, другой мир, партизан и Олесю. На душе от этих мыслей стало мерзко, словно, я уже стал предателем. Ну, уж нет, не выйдет.
Пользуясь передышкой, я высунул кончик языка из-за рта и сдавил тот зубами. Хрен вам всем по всей широкой харе, не сделаете из меня предателя. Не выйдет… Обломки сломанных зубов пришлись кстати. Их острые и тонкие грани легко прорезали нежную плоть. Рот тотчас наполнился кровью, появилась острая боль, которая на краткий миг остановила меня. Эта заминка и испортила дело.
— Паршивец!
Одновременно с громким выкриком демонесса ухватила мен за подбородок и резко дернула вниз. Тут же второй ладонью надавила на лоб, откидывая голову назад и таким образом расставляя открыть рот. Моя попытка воспользоваться способом древних восточных убийц провалилась.
— Зря надеешься так легко уйти, — зло проговорила демонесса, оставляя в покое мою челюсть. Хотя ее руки убрались в головы, закрыть рот не получилось. На тело навалилась прежняя неподвижность. Сейчас я даже говорить не мог.
— Взять его, — приказала демонесса кому-то невидимому. Я услышал негромкие шаги, потом перед глазами возник здоровенный мускулистый мужик. Лысый, с маленькими, близко посажеными глазами. Из одежды были только штаны и черный кожаный фартук. На шее заметил знакомый ошейник, который до этого видел на неуязвимом охраннике Кровавой Мэри.
Секунду спустя помощник демонессы взвалил меня на плечо и повернулся к женщине, ожидая дальнейших указаний.
— За мной.
Я не успел толком рассмотреть свою камеру, как оказался в узком коридоре, стены и потолок которого были сложены из тесаных серых булыжников. Даже пол и тот был каменным. Местами на нем блестели пятна сырости. Лужи — не лужи, так, водяная клякса. Словно тут пробежала бабка с ведром, полным воды и которого немного выплеснулось жидкости. Больше рассмотреть мне ничего не удалось — демонесса прошла несколько шагов вперед и потянула на себя дверь. Хорошую такую дверь, сбитую из деревянных плах сантиметров по семь толщиной и скрепленных полосами железа. Петли так и вовсе — гаражные. И смазаны хорошо, если учесть тот факт, что они не скрипнули при открывании. А ведь при такой влажности, ржаветь должны со страшной сило… бл…ь.
Мои размышления были прерваны крайне невежливым и болезненным способом. Лысый попросту бросил на большое деревянное кресло с кучей застежек и стальных скоб. При этом я приложился затылком и спиной об спинку.
Ловко, сразу видна сноровка, выработанная десятками, если не сотнями подобных операций, здоровяк в ошейнике захлестнул скобами руки, ноги, перетянул торс. Лоб захлестнул ремень, лишив меня возможности крутить головой. Под коней в рот вставил короткую деревянную палочку с тонкими шнурками на концах. Эти шнурки лысый стянул у меня на затылке.