Провинциальные игры

Хотелось сказать что-то, но пересохшую гортань сжало в таком спазме, что самой страшно стало. Кашлять страшно. Даже от вдоха грудь болела, а как она заболит, если я…

Кое-как я сдержалась, но слезы брызнули на метр вперед.

Сиделка оказалась опытной. Она сообразила, как-то ловко обхватила меня за плечи, приподняла – и в губы мне ткнулась соломинка.

Вода с лимонным соком.

Никогда ничего вкуснее не пила.

– Спасибо…

Теперь уже получилось разговаривать.

– Что со мной случилось?

– Я позову ваших родных, госпожа.

– Да. Пожалуйста. А вы?..

– Анна Ивановна. Я ваша сиделка.

Ну хоть тут я угадала.

– Дайте еще попить, пожалуйста. И зовите.

Первым в комнату влетел Ваня.

– Машенька!!! – Обниматься он, слава богу, не стал. Вместо этого схватил меня за руку, прижал ладонь к своей груди. – Маша, я кретин! Я… я не подумал… прости меня!

– Маша…

Петя подошел с другой стороны, заглянул мне в глаза. Я посмотрела на одного брата, на другого…

– Что с матерью?

Ваня выдохнул.

Это было не прощение, это было понимание. А может, и все сразу.

Ты по-прежнему мой брат, я не сержусь, я все забыла. Сама хороша. Сама должна была подумать…

– Машенька…

Из Вани словно скелет выдернули, он буквально осел на пол у моей кровати.

Вместо него ответил Петя:

– Ее почти неделю тому назад похоронили.

– ЧТО!?

Других слов у меня не осталось.

– Я… Столько!?

Ваня закивал.

Я посмотрела на него, на Петю…

– Кошмар!

– Ну-ка, что тут у нас? – В комнату вошел человек, в котором за версту опознавался доктор. То ли по форме, то ли по запаху карболки, то ли по профессиональным замашкам – вот уж что во всех мирах одинаково!

– Я тут. У себя, – проворчала я.

– Вот и замечательно. А теперь мы попросим всех лишних выйти и вас осмотрим.

Протестовать я не стала.

Неделю!

Ёжь твою рожь!

– Что со мной случилось?

– Рана, обморок, горячка.

Да уж…

Чувствовала я себя преотвратно.

– Вы пролежали в беспамятстве почти десять дней.

– А чувствую я себя на все двадцать.

– Если шутите, значит жить будете, барышня. Здесь больно?

Больно было, и я сердито зашипела сквозь зубы.

– Да.

– Ничего не поделаешь, мне надо знать.

– Все я понимаю. Но дайте хоть пошипеть всласть!

Врач усмехнулся и продолжил осмотр, конца которого я не дождалась – отключилась.

* * *

Второй раз я открыла глаза в той же комнате. Чувствовала себя намного лучше, слабость осталась, тошнота, головокружение и боль, но сейчас я была готова к этим «приятным» ощущениям, да и поменьше они стали.

Я шла на поправку.

– Маша?

В этот раз в комнате сидел Ваня.

– Я, я, – отозвалась я чуточку ворчливо.

– Как ты себя чувствуешь? Может, тебе водички?

Водички хотелось. И в туалет тоже хотелось, но когда я сказала о втором желании, братец, покраснев, потянул из-под кровати утку и пообещал позвать сиделку.

Я кивнула и попросила озаботиться на кухне бульоном. Подозреваю, ничего серьезнее мне просто пока нельзя. А вот бульончик с сухариками, в следующий прием пищи простоквашу… там и желудок заработает.

Ладно, нет худа без добра. Зато какая у меня будет тонкая талия! Просто шикарная!

Меня вполне профессионально обихаживали, обтерли мокрой губкой, помогли поменять рубашку, я посмотрела на свою рану, но ничего толком не увидела.

Плечо и часть груди закрыты толстой повязкой, но бинты чистые, плохого запаха не было, так что – нагноения и гангрены нет? Или все выжгло воспалением?

Что же я помню из медицины?

Температура подскакивает – организм борется? Да, как-то так… почему и не рекомендовали ее сбивать, кажется, до 38,5 или 39 градусов. Я, впрочем, все равно не сбивала.

А тут полыхнуло. Похоже, мои лейкоциты уничтожили всю инфекцию с воплем: «Хозяйка, жрать давай!!! ЕЩЕ!!!»

Отсыпали мне урок на будущее.

И ведь были у меня амулеты, были… не подействовали. Я оказалась слишком самонадеянна, подумала, что в любой ситуации успею их активировать – куда там! Мяукнуть – и то не успела! Сообразить, что происходит! И провалялась сколько времени!

Поделом мне, дурехе!

А что можно сделать по данному вопросу? Не кольчугу же надевать под платье? Да и не поможет.

А что поможет?

Хм…

А платья тут из натуральных тканей. Может, добавить туда кевлар? Я формулу помню, осталось вспомнить еще, как его получить. Формулу мне знакомый рисовал, говорил, что безумно простая, бензол, азот, кислород… даже красиво получалось.

Но кевлар, кажется, не все способен выдержать. А если не кевлар?

Что у нас еще обладает высокой прочностью?

Надо подумать, прикинуть… как раз, пока лежу, будет мне занятие. За дурость надо расплачиваться. И виновата именно я.

Виновата.

Только не в том, в чем меня могут обвинить посторонние. В другом. Не в небрежности и глупости. Не в опрометчивости и неосторожности, нет.

В смерти Анны Синютиной. Может, еще и Арины Синютиной. И смогу ли я это когда-нибудь искупить – бог весть.

Если бы я не поменялась местами с Машей…

Я сделала что-то хорошее, но две жизни на моей совести. Не влезь я в эту семью, и жили бы они по-прежнему, прекрасно бы жили, не тужили, наследство получили, добро наживали – чего надо?

А я влезла.