Вчера, в воскресенье, войдя в гостиную тетушки в то время, как она была у вечерен, я был приятно изумлен встречею с г-ном де ла Ривельри, дожидавшимся возвращения тетушки. Г-н де ла Ривельри был связан с моим отцом симпатией. Когда мои родители бывали в П., он никогда не забывал приехать из Валлена и сделать визит моей матушке. Г-н де ла Ривельри любезный и умный человек. Обладая этими качествами и будучи весьма образованным юристом, он мог бы сделать прекрасную судебную карьеру, если бы не отказался от всех предлагаемых ему выгодных должностей из нежелания покинуть Валлен, где его удерживала связь с женою кондитера. Г-н де ла Ривельри остался верен любви своей юности. Над этим смеются в Валлене, что не мешает, однако, г-ну де ла Ривельри пользоваться всеобщим уважением. Он занимает должность судебного следователя и обнаружил на этой должности большую прозорливость и тонкое искусство. С истинным мастерством он провел следствие, закончившееся арестом убийц жены Валло. Дело это несколько лет тому назад произвело немало шуму. Страшный для воров и убийц, г-н де ла Ривельри является лучшим из людей по отношению ко всем другим. Когда он узнал, что я собираюсь поселиться в П. у тетушки Шальтрэ, он осведомился о мотивах, толкнувших меня на это провинциальное затворничество. На участие, которое он проявил ко мне, я ответил холодною сдержанностью. Я постыдился бы признаться ему в своем малодушии и предпочел бы, чтобы он приписал мое удаление от мира какой-нибудь не столь серенькой причине. Мое скрытничанье привело к некоторой натянутости наших отношений и затруднило установление между нами близости, но мое уважение и симпатия к г-ну де ла Ривельри нисколько не уменьшились от этого. Эта симпатия и это уважение являются в достаточной степени обоюдными, потому что, увидя, как я вхожу в гостиную, г-н де ла Ривельри сделал жест приятного изумления. Г-н де ла Ривельри – человек небольшого роста, слабого сложения, с изящными манерами, с улыбкою на тщательно выбритом лице, с видом обязательным и внимательным. Его костюм, галстук и перчатки были черные, все очень впору и даже не без кокетливости. Он извинился, что позволил себе войти в гостиную в отсутствие г-жи де Шальтрэ, но он заехал в П. лишь на несколько часов и у него была к моей тетушке просьба позволить ему снять и напечатать фотографию с принадлежащего ей портрета известного президента д'Артэна, что был убит своим коллегою, советником Сориньи. Г-н де ла Ривельри рассказывает об этом знаменитом в свое время преступлении в "Истории валленского парламента", второй том которого он заканчивает. Он открыл любопытные документы по этому темному и громкому делу, которое проливает интересный свет на судебные и парламентские нравы XVII века. Упомянутый президент д'Артэн был родственником Шальтрэ. Вот почему его портрет оказался собственностью моей тетки, которая не придает ему, впрочем, большого значения и повесила его в самом темном углу гостиной. Продолжая разговаривать со мною, г-н де ла Ривельри подошел к интересующей его картине. Это законченное полотно в довольно красивой старой раме. На почерневшем фоне выделяется полное и правильное лицо с энергичным носом, большим ртом, живыми глазами. На голове большой парик. Президент д'Артэн изображен в судебном костюме, с горностаем на плечах и с рукою, положенною на президентскую шапочку.
– Необычайно странная история, – сказал мне г-н де ла Ривельри, – это убийство, совершенное в центре города Валлена с невероятною дерзостью и – прибавлю – с крайнею неосторожностью, преступление, мотивы которого мало известны. Ревность к женщине, служебное соперничество, темные обиды, темная злоба, природное и непреоборимое предрасположение к преступлению, – почем я знаю? Вот эту-то тьму я и стараюсь прояснить, и советник Сориньи продолжает казаться мне довольно-таки необыкновенным персонажем. Подумайте только: убийца – сам судебный чиновник, один из высших судебных чиновников! И обратите внимание, что изумительная дерзость этого неслыханного преступления не уменьшала опасностей. Сориньи очень хорошо знал, что исчезновение президента парламента не пройдет незамеченным и непременно должно вызвать некоторое волнение. Тут было допущено довольно-таки рискованное озорство. Даже в XVII веке, когда не существовало наших методов антропометрии и наших приемов уголовного розыска, правосудие не было бессильно распутать дело такого рода. К тому же в его распоряжении были средства воздействия, которыми мы больше не располагаем и действие которых не так уж незначительно, – например, так называемые "увещания"; прочитываемые публично во всех церквах, они вменяли каждому верующему в религиозную обязанность донесение о каждом факте, могущем помочь пролить свет на преступление… Словом, если эти старинные истории могут заинтересовать вас, я почту удовольствием сообщить вам о результатах моих изысканий.