Неправда. Я уже не нахожусь в комнате, которую занимал в верхнем этаже дома тетушки Шальтрэ. Вы хотите знать, где я? Я скажу вам об этом позже, и, кроме того, вы и сами увидите это из рассказа, к которому я собираюсь приступить. Я избрал форму дневника, заметок, потому что она мне удобна и является очень подходящей для того, чтобы дать вам точную, до мельчайших подробностей картину существования, которое я вел в П. Кроме того, я значительно сокращу таким образом мой рассказ. Я не писатель-профессионал; вы, вероятно, уже заметили это из предшествующих страниц. Примиритесь же с его искусственным приемом, который я применяю. События, которые я собираюсь рассказать вам, приобретут от этого большую живость. Из прошлого я переношу их в настоящее. Я предлагаю вам, значит, ряд разрозненных страниц. Одни заполнены; другие же содержат лишь несколько строчек, несколько слов. Больше того: я не буду датировать их. Зачем? Монотонность моей жизни в П. станет от этого более ощутимою. Вот что: предположим, что, роясь на чердаке, я нашел тетрадку старых бумаг, и, чтобы рассеять свою скуку, я стал разбирать эту пачкотню. Вот условность, которую я предлагаю вам. Вы согласны? Да? Так покончим с этим, я продолжаю. Вот я снова в своей комнате, перед столом. Стрелки бегут по циферблату; желтеющий листок все еще висит на своей ветке…
В течение нескольких дней я не написал ни строчки.
Я знаю теперь, что такое скука. Я окружен зыбкою и текучею средою, которая то сжимается, то разжимается, то растягивается, то снова стягивается, которая как будто дает мне возможность совершать движения, готова раздвинуться для Них, но которая ни на миг не перестает обволакивать их. Она создает иллюзию выхода, который никуда, однако, не приводит. Внутри этой среды есть воздух. Вы думаете, что дышите им, на самом же деле он вбирает вас в себя. Он проникает в вас своими тончайшими частицами и незаметно окружает ими. Цвет его вы не можете определить, но он покрывает все предметы каким-то липким лаком. У него есть также запах. Запах этот пропитывает вашу одежду, ваше тело, ваше дыхание. Он обладает способностью навевать сон, так что вы даже не чувствуете себя несчастным. Вы не страдаете — вы скучаете. Это неопределимое состояние. Вы в плену у самого себя, и вы не ищете освободиться от этого плена! У вас нет для этого ни силы, ни мужества, пожалуй, нет даже желания. Скука довлеет себе. Раз вы вошли в ее зыбкое царство, вы уже не можете больше вырваться из него, хотя бы вас призывали самые лучшие ваши воспоминания, самые могущественные силы, самые ненасытные потребности. Скука есть скука.
Я прочитал вчера эти несколько строк и, перечитывая, говорил себе: «Славно, нечего сказать!» Затем я довольно долго ходил взад и вперед по своей комнате. В заключение я вытянулся на кровати, но тотчас вскочил и отправился посмотреть на себя в зеркало. Я констатировал, что толстею. Виновата старушка Мариэта, которая кормит меня разными лакомствами тайком от моей тетушки. Она делает это не столько ради меня, сколько ради удовольствия причинить ущерб скаредной бдительности своей госпожи. В скромной и маленькой жизни Мариэты я стал риском, тайною. Я являюсь ее секретом, тайным преступлением, если можно так сказать, и я спрашиваю себя, не обладает ли большинство обывателей П. каким-нибудь скрытым интересом, какою-нибудь немою страстью, которая питает и оживляет их унылое существование. Я спрашиваю себя, нет ли у каждого из них, как говорится, своего «конька». Так, я, например, являюсь таким «коньком» Мариэты, и вот, благодаря ее маленьким заботам и моему сидячему образу жизни, я толстею… В первое время моего пребывания в П. этого не было, Мариэта еще не носила ко мне в комнату вкусных печений, и я пользовался лишь официальною кухнею моей тетушки. Впрочем, я оказывал этой кухне честь, потому что в первые месяцы и даже в первый год моей жизни у тетушки я был охвачен настоящею страстью к физической деятельности. Оказав необходимое внимание тетушке, я ускользал из дому… Только меня и можно было видеть на улицах П. идущим торопливым шагом, точно меня призывало какое-нибудь неотложное дело. Я избороздил буквально весь город, не стесняясь никакою погодою! Но это не удовлетворяло меня. Я бродил по дорогам, как нищий.
К городку П, выходят четыре дороги, но две из них были особенно излюблены мною: дорога «вдоль канала» и дорога на «гору Сюрваль».