Вновь вперед вошли щитники, но их тут же встретили огнем. Однако стержни рикошетировали от щитов, давая возможность стрельцам чуть продвинуться вперед. Видимо, нападавшие тати поняли свою осечку и угостили стрельцов по-взрослому. Большой прыгающий мячик сделал очередной скачок вверх и рванул на уровне шлемов. Горячая волна смела четверых щитников, откинув их назад, на своих товарищей. Послышались крики боли, мат, кто-то от испуга пальнул…
— Назад! — срывая горло, проорал Всеволод, но он не слышал самого себя. Шлем смягчил волновой удар, и все же его контузило крепко.
— Назад! — продолжал орать старший гридень, пытаясь выбраться из-под мертвых тел. Кто-то подхватил его и поволок. Всеволод помогал, отталкиваясь ногами. Шлем слетел с головы, и он увидел второй мячик. Тяжелая металлическая дверь едва успела прикрыться за отступающими стрельцами, как вновь широко распахнулась, отброшенная взрывом. Струя горячего воздуха ворвалась в плотные ряды воинов. Особо не повезло двоим, у которых были неплотно закрыты забрала шлемов. Теперь они катались по полу и пытались содрать с лица раскаленные железяки… и они снимались вместе с кожей.
Всеволоду, хвала великому Перуну, повезло — он лежал на полу, а волна прошла верхом. И все же он почувствовал жар, даже через свой доспех.
Всеволод насилу поднялся, и первым его желанием было ответить неприятелю тем же. Забросать узкий подземный ход гранатами — и делов-то. Но старший гридень сдержал свой яростный порыв. Свод мог не выдержать и обрушиться. А входить в узость тоже было опасно, кто его знает, сколько еще игрушек в наличии у супостата.
Всеволод выхватил рацию:
— Метель, Метель? Это Волк! Как слышишь меня, прием? Метель?
Динамики молчали, как проклятые.
— Не возьмет под землей, — покачал головой Марун, — идти надо.
— Что?
— Идти надо! — прокричал стяжник почти в самое ухо гридню.
Старший гридень сжал зубы. Должен быть выход. Обязательно должен быть.
— Давай ударную! — наконец решившись, изрек Всеволод.
— Дозволь мне? — подал голос десятник Сторожко.
Старший гридень не услышал его, но понял и так.
— Действуй.
Десятник молча отстегнул ударную гранату, кто-то из стрельцов протянул ему еще две или три штуки.
— Шлем застегни, — напутствовал Марун.
Он прекрасно понимал, чем рискует Сторожко. В узком пространстве ударная волна может достать и десятника.
— Солнце за нас! — подмигнул Сторожко и скрылся за покореженной дверью.
Стрельцы затаили дыхание. В ушах у старшего гридня звенело и шипело, но ему казалось, что он слышит осторожные шаги Сторожко в туннеле.
А десятник, сделав всего пару шагов, припал к каменному полу и пополз. Он с трудом перелез через трупы товарищей и затаился, прислушиваясь. Движения впереди не наблюдалось. Он добрался до поворота, аккуратно выглянул. Полумрак перехода разбавлял одинокий факел, бездымно горящий в самом конце. Десятник заметил несколько темных фигур. Одна из них стояла повернувшись маской к нему. Сторожко резко отдернул голову и укрылся за выступом. До него донеслись звуки выстрелов и вскрики. Потом десятник услышал звон металла. Ох, он мог из тысячи других узнать эту песню клинков. Медлить больше было нельзя. И Сторожко зубами рванул предохранители сразу на двух гранатах и запустил их во врага. Секунда, другая — и вот еще одна «потеха» пошла догонять подруг. Еще секунда, и десятник даже успел отпрыгнуть назад, плотно прижимая руки к шлему.
— Чур меня…
Когда эхо ударной волны выбило многострадальную дверь, первым не выдержал Марун Медведев. Он как ошпаренный кинулся в проход. Всеволод Волков рванул следом, а за ним стрельцы и дружинники. Подствольные фонари сразу высветили тело Сторожко. Десятник лежал без движения. Приказа не потребовалось. Бойцы мгновенно прижались к стенке прохода, а двое стрельцов, с трудом протиснувшись в теснине, поволокли десятника наружу.
Спустя несколько минут весь отряд молился за героя. Тела девяти (голов было именно девять) супостатов были разорваны в клочья.
— Пошли! — Волков подтолкнул Маруна в спину.
Чуть впереди обнаружилось еще два трупа. А дальше низкий свод вывел их на площадку. Посреди помещения ярко горели три осветительные шашки. Ясно было видно, что площадка плотно усеяна телами, за площадкой находилась дверь. И ни звука, ни движения.