Проверено: мин нет!

Но при этом толпа так и двигалась по другой стороне улицы, не выходя на дорогу. И несколько раз то одна, то другая женщина бросала взгляд в сторону въезда в село – не видно ли там других армейских машин. Настороженность среди местных жителей просматривалась очевидная, и требовалось пробудить большую ярость, чтобы эта настороженность уступила место возмущению. А потом, а потом всё должно пойти так, как и должно было пойти…

– «Славич»! Очередь над головами… – скомандовал майор. – Можешь ещё окно зацепить… Потом, как они двинутся, – бегом в дом… Не забудь испугаться…

– Я уже боюсь… – сказал старший лейтенант, поднимая автомат.

– «Пушкарь»… – теперь команда относилась к пулемётчику старшему прапорщику Киршину. – Приготовься… Смотри только, чтобы рикошетов не было…

– Земля не рикошетит… – отозвался Киршин. – Я их до газона могу подпустить…

– «Трёшкин», возьми пулемёт у стрелка Василия, подстрахуй «Пушкаря»…

– Понял… – с готовностью отозвался капитан Трегубенков.

Старший лейтенант Бахвалов меж тем начал стрелять с пояса, как только он один и мог стрелять – не прицеливаясь, тем не менее точно. Пули засвистели над головами толпы, и снова полетели стёкла из окон теперь уже другого дома.

Толпа дрогнула, колыхнулась, но секундная растерянность, как это часто случается, стремительно сменилась почти слепой яростью. И первой шагнула вперёд женщина, чьё лицо было полностью закрыто чёрным платком. Шагнула так, словно хотела собой остальных прикрыть, но остальные за ней двинулись.

Старший лейтенант дал ещё одну очередь над головами, шарахнулся вроде бы в сторону, потом оглянулся, ещё одну короткую очередь дал и побежал в дом. Он бежал так, как привык бежать под огнём противника, широко расставляя ноги и шаги делая не только вперёд, но и в стороны. Под огнём противника это был естественный бег, помогающий спрятаться от пули преследующего противника, а сейчас это походило на петляние убегающего зайца. Бахвалов достиг эффекта, которого добивался. Толпе показалось, что он испугался, и женщины, угрожая, подняли над головами кулаки.

Так женщины и баррикаду разобрали бы, и во двор бы вошли, если бы вдруг не заговорил пулемёт и не взрыхлил газон прямо под ногами у идущих. Старший прапорщик стрелял прицельно, но очень рискованно, как мог себе позволить стрелять только пулемётчик высокого класса. Только чуть-чуть бы рука дрогнула, и пули прошлись бы по ногам впереди идущих в толпе женщин и по детским ногам. Женщины это почувствовали и одновременно почувствовали решимость пулемётчика. И отступили… Только один горбатый старик с клюкой вышел из толпы. Вернее, он не вышел, он просто остался на месте, когда толпа отступила, и продолжал при этом своей клюкой грозить. Клюка тряслась в трясущейся руке, тряслась задранная кверху седая борода. Старик не боялся, что, конечно же, заслуживало уважения.

– «Голован», он явно говорить хочет… – сделал вывод «Трёшкин». – Я выйду?

– Я сам выйду… – сказал майор. – Страхуйте по окнам… Кто-то может в окнах сидеть…

– Я видел человека за окном… Прячется… – сказал снайпер прапорщик Денисов.

– Присмотрись… Но на одном окне свет клином не сошёлся… Кругом смотрите… Поберегите командира… Он у вас здесь единственный… – Голованов отошёл от окна и двинулся к лестнице. – «Магистр»! Какое окно? Какой дом?

– Напротив налево второй. Второе от нас окно на втором этаже. Оранжевые шторы. Прячется за левой от нас шторой… Я смотрю в прицел. Есть впечатление, что там ствол мелькает… Человека пока не видно… Был бы тепловизор, я бы его сразу вычислил…

– С тепловизором мы бы здесь не сидели… – отозвался капитан Трегубенков. – С тепловизором мы бы уже знали, где у них нора… «Таганай бы уже точно определил и место, и численный состав банды…

– Дайте мне двадцать тысяч баксов, – сказал майор, – куплю вам тепловизор… Будете ничуть не хуже американских солдат… Только солдат, не спецназовцев…

– У американцев в спецназе тепловизор на каждой винтовке… – заметил вдруг появившийся в эфире «Таганай». – И коллиматорный прицел, и лазерный дальномер…

– Живут же парни… – вздохнул Голованов, открывая входную дверь…

* * *

Горбатый старик даже к баррикаде подошёл. И так же продолжал клюкой махать и стучать и кричал что-то слабым своим, надтреснутым голосом, уже почти сорванным. Но остановился, когда увидел спускающегося с высокого крыльца майора Голованова, стал дожидаться, даже в своей уродливой фигуре соблюдая какую-то первозданную величественность.

Майор остановился напротив, рассматривая старика. Тот смотрел глаза в глаза, пронзительно и сердито, словно бы чувствуя своё превосходство.

– Что ты хотел, отец? – спросил, наконец, Голованов.

– Я с командиром хотел говорить… – старик ответил по-русски довольно чисто, только с небольшим акцентом.

– Я здесь командую. Майор Голованов, зовут меня Максим Николаевич… Что ты хотел мне сказать? Я слушаю…

Голованов специально разговаривал грубовато, и это требовал сценарий.

– Майор… – старика, видимо, смущал возраст командира спецназовцев. В его понимании майор должен быть постарше. – Зачем вы пришли сюда? Кто вас звал?