Провал операции «Каракурт»

Васильчиков сел, затем вскочил и, с трудом сдерживая раздражение, спросил:

— Разрешите спросить, товарищ полковник?

— Слушаю вас внимательно.

— Вам знакомо слово «такыр»?

— Признаться, нет.

— Так вот, это сильно уплотненная глина в степи. И на ней нам в считанные дни надо сделать взлетно-посадочную полосу. И это при сорокапятиградусной жаре, сильнейших восточных ветрах, иссушающих все вокруг. И это когда песок забивает глаза, лезет в рот, наметает барханы на лагерь и строящуюся площадку. Однако это еще полбеды. Но сегодня, когда полоса уже почти готова, я получаю от Петракова распоряжение рыть поперек полосы через каждые двести метров глубокие рвы. Прямо скажем, очень обидно было услышать такое…

Бахрушев пододвинул комэску табурет:

— Вы все-таки садитесь, Степан Фадеевич.

Майор присел, бросил насупленный взгляд на полковника.

— Ну что ж, Степан Фадеевич, — полковник улыбнулся, — пора, пожалуй, и вам знать цель задуманного нами сражения с абвером. Так вот, должен доложить вам, что мастер шпионажа и провокаций Вильгельм Канарис задумал организовать засылку сюда, в Калмыкию, своих головорезов. Надо сделать так, чтобы самолет их сел, а взлететь не смог. Ловушку им устроить надо, капкан. Понимаешь? Вот для этого и рвы делаем. И тут же их надо тщательно замаскировать, чтоб сверху не видно было.

— А как же немцы найдут наш аэродром?

— Зоттель имеет постоянную связь с ними, а для самолетов — целую станцию наведения.

— Так значит, Зоттель этот работает на нас?

— Да, и пока вполне добросовестно.

Васильчиков покачал головой.

— Да, дела… Он тут, кстати, недавно к лошадям нашим подходил, просил разрешения совершить верховую прогулку.

— И дали?

— Под благовидным предлогом отказали, товарищ полковник. Все-таки немец…

— Выделите ему лошадь, — сказал Бахрушев, и тут же, улыбнувшись, добавил — Не от своего ли шефа, адмирала Канариса, у него любовь к лошадям? Адмирал, видишь ли, Васильчиков, имеет привычку по утрам совершать верховые прогулки. Правда, сейчас, говорят сократил их до двух-трех в неделю. Не до выездов…

Иван Сергеевич встал и, перейдя на официальный тон, приказал:

— Работы продолжать круглые сутки. По окружности аэродрома оборудовать опорные пункты и расположить в них личный состав и огневые средства, провести учебные занятия по захвату самолета и борьбе с вражеским десантом. — И, помолчав немного, добавил — Хотя лучше, конечно, обойтись без стрельбы.

Но сколь ни важна была операция по захвату самолета, гораздо больше волновала полковника Бахрушева засылка нашего агента в банду Оганова. Иван Сергеевич знал, что самолет из Москвы уже два часа назад приземлился в Ростове, и теперь он с минуты на минуту ждал сообщения о прибытии москвича.

…Старший лейтенант Сергей Куксов выглядел моложе своих двадцати пяти. Это поначалу смутило полковника. «Надо же, мальчишку прислали», — подумал он, но вскоре устыдился своей первой реакции. За плечами старшего лейтенанта оказался опыт, которого не было даже у него, начальника отдела контрразведки. Больше двух лет провел Куксов за линией фронта. Около года работал в оккупированной Эстонии под видом военного журналиста Франца Вантенберга. Затем был переброшен в Карелию, где по легенде (выздоравливающий после госпиталя фронтовик) вел активную разведывательно-диверсионную деятельность. В одной из операций был ранен.

— Так что я к вам прямо из санатория, — улыбнулся Сергей.

— Ну что ж, добре, — подвел итог знакомству Бахрушев. — Но, сам понимаешь, сюда, в глубокий тыл, тебя не долечиваться прислали. Игра здесь затевается серьезная, так что работать начнем не откладывая. С этого момента ты — Гюнтер фон Зоттель, а по легенде абвера — Крылов Борис Николаевич, — связник, заброшенный в банду Оганова.

…Конечно, старшему лейтенанту Куксову не впервой было готовиться к работе в стане врага. Но это задание было для него необычным: ведь выполнять его предстояло в своем тылу, и противник здесь ждал его совсем другой. Какой? С какими людьми предстояло ему встретиться: озлобленными, ненавидящими все советское или обманутыми и запуганными? Эти вопросы мучали Сергея больше всего, и он упорно искал ответы на них. Ведь чем лучше знаешь противника, тем легче одержать верх над ним.

Зоттель, с которым Куксов проводил теперь целые дни, был поражен, во-первых, безукоризненным знанием нашим разведчиком немецкого языка, а во-вторых, той скрупулезностью и дотошностью, с которыми Сергей выяснял все тонкости его подготовки и заброски в наш тыл. Гюнтер, видимо, окончательно поверив, что угроза смерти миновала, чувствовал себя раскованно и на вопросы отвечал охотно.

— А что вы лично думаете о людях, к которым шли? — спросил как-то Куксов.

Зоттель на минуту задумался, а потом ответил:

— Дерьмо. Как в сущности и вся наша затея.

— Значит, вы не согласны с адмиралом Канарисом?

Гюнтер пожал плечами:

— Мы, немцы, очень дисциплинированная нация. Мы привыкли выполнять приказы, не задумываясь.

При этих словах Зоттель надулся, лицо его сделалось надменным. «Именно так, надменно, и должен вести себя связник абвера с Огановым», — подумал Сергей.