– О, и мой с цепи сорвался. Иду-у!
– Хырр…, хырр.., хыррр!.. Что?!! – капитан Закислин вскочил от собственного храпа, выдернув из-под подушки огнестрельное оружие. Капитан Закислин (в миру Затитькин, как небезосновательно его прозвал когда-то спасенный от преступного мира народ) огляделся с шашкой наголо, не нашел ничего подозрительного и уставился на оранжевый телефонный аппарат периода Застоя. Как и у многих серьезных людей, просыпающихся за три минуты до звонка будильника, у этого капитана выработался аналогичный рефлекс на утренние телефонные контакты.
А вот и предвиденный опытной и оперной интуицией пронзительный, не похожий на современный, ядовитый, как и его оранжевый источник, звонок устаревшего телефона.
– Экс-капитан милиции Виссарион Вениаминович Закислин слушает! – отчеканил он в замусоленную трубку.
– Ха-ха-ха, Затитькин, у вас в милиции все милые лица, представляю, какое оно сейчас будет у тебя!
– А у вас не полиция, а поллюция, знаешь, что это такое? Это когда у мальчиков еще женилка не выросла, а от фантазий течет.
– Да какие там фантазии, Веник-аминович! У нас реальное убийство. Представляешь?
– Что?!!
– Во что. В самое ухо и через него в висок.
– Кого?!!
– Тамарку Попову.
– Кто?!!
– Муж.
– Тьфу, тогда не интересно, – расстроился Закислин и отложил «пистик» (это он так называл свой служебный пистолет) на стол с грязными молочными стаканами.
– Ха-ха-ха, Веникович! Ты забыл спросить: «Чем?!!»
– Ну и чем?
– Вот в том-то и дело. Мухобойкой.
– Что?!! Пустым мешком по голове? Газеткой, а в ней гаечный ключ? А может, мухобойка, как у Райкина была? Он всему свету своей хвастался, может, на рекламу повелись?
– У Райкина мухобойка восемь тыщщ стоит, он бы и сам ее не купил, это тесть подарил за то, что с Галкой сошлись снова. А эта обычная, правда, тяжеловата чуть-чуть. Ну, граммов сто пятьдесят. Но, чтобы кость пробить, нужно ударить со скоростью 330 метров в секунду.
– Это что это за скорость?
– Эх, пенсионер! Скорость пули при выстреле.
– Ну, конечно, я знаю. Это я тебя проверял, знаешь ли ты. Вижу, знаешь, слышу, ржешь. Что ржешь?!!
– Твое милое лицо представил, как тебе хочется покопаться в этом дерьме, а тебя никто не отпустит. До конца дежурства еще три часа! Чао. Пи-пи-пи…
– Вот едит твою мать серый волк! А я теперь сиди до восьми и мучайся! Ведь специально подразнить позвонил, гвоздюк, чтобы меня укусить за сучий потрох!
– Висяк, я все прекрасно понял. Ну чего ты мне трезвонишь? Какие у тебя семейные обстоятельства? Какая у тебя вообще может быть лишная жизнь? Не свисти. Знаю, куда ты собрался. И на кой ты там нужон? Ты ж опер.
– Сам ты жопер, Леха! Красный командир, едит твою мать серый волк. Я следаком пахал десять лет, пока ты с подгузниками своим писающим мальчикам по Пицунде бегал!
– Да я и по Чечне бегал.
– Я тоже. А не должон. А теперь не нужон!
– Тем паче. И знать должон, что приказы красного командира не обсуждаются.
– У нас не война.
– У нас военный объект.
– От слова «объесть» твой объект. Что я там на твоем разводе не видел?
– Все. У нас новая организация труда.
– Что?!!
Вчерашний Луч сегодня проснулся позже и чуть не проспал плановое производственное совещание, которое по устойчивым базовым понятиям было обозначено начальством как «Особо важное заседание стрелков ВСО «Протуберанец» по частям Внутренних Органов».
Створки дверей распахнулись и впустили главу собрания в парадной форме с медалями и с белой кожаной папкой подмышкой. Подчиненные в камуфляжной рабочей одежде встали по стойке «смирно», насколько кому позволила память по военной подготовке.
– Здравствуйте, товарищи стрелки! Можете садиться.
– Ты чего так припижонился, Красный командир? У тебя что, после собрания свадьба?
Красный командир застыл в позе незаконченного действия, выкатил глаза в окно (Луч заерзал на подоконнике) и проговорил туманным голосом в пространство раскрытых окон:
– Надвигаются дожжи. После заседания всем получить в складе дожжевики. Капитан Закислин проводит вас в склад и выдаст поименно.
– Что?!! Да я что тебе, сестра-хозяйка? Нашел крайнего!
– Молчать, Закислин, мы сейчас с тобой не на рыбалке! Приказы командира не обсуждаются, всем соблюдать субординацию и называть меня либо «товарищ подполковник», либо по имени-отчеству.
– Ну тогда и меня по имени-отчеству, – заворчал Закислин.
– Ну уж нет, позвольте, товарищ Закислин, по такому имени-отчеству я тебя называть не буду.
– Где-то я это уже слышал, – шепнул на ухо Константину Райкин.
– Да в «Собачьем сердце».
– А-а, а то я подумал, что у меня дежа-ву. Га-га-га!
– Не ржать, мать вашу наперевес! Смир-но! Сесть. Нет! Встать. Сегодняшнее сообщение нужно слушать стоя, как торжественный тост.