Процион

Каждый мускул на бледном лице Мари был напряжен, так что явственно проступили скулы.

Уже не ускорение, а перегрузка ощущалась каждой клеточкой тела.

Ян не понимал, как они проскочат выход, который наверняка забран мошной стальной решеткой, и расположен на приличной высоте, относительно уровня окружающих город полей.

Вот тут он ошибся.

Решетка когда-то была, но ее давно убрали из-за постоянно застревавшего в ней мусора, а за годы эксплуатации под стоком образовался овраг, который регулярно засыпали вместе с различным принесенным водой хламом – в результате уровень почвы постоянно поднимался, превращаясь в своеобразную амортизационную подушку из многих слоев песка и мусора.

Вырвавшись из теснины "Акцепт" с погашенными фарами пролетел порядка двадцати метров, прежде чем с глухим ударом рухнул на свежую насыпь, взметнув по сторонам центнеры грязи.

Что-то с силой ударило в бампер, во тьме раздался скрежет металла царапнувшего лобовое стекло, машину несколько раз развернуло вокруг оси, и, наконец, остановило, заставив резко покачнуться на подвеске.

Ян почувствовал, как свежий воздух врывается в салон.

Не важно, что к запаху травы примешивались флюиды свалки, после всего пережитого воздух пьянил, каждый вдох шел полной грудью, и он знал, что навсегда запомнит эту ночную прохладу, как некий символ перелома собственной судьбы.

Он украдкой посмотрел на Мари.

Она сидела, прикрыв глаза, пальцы, все еще сжимавшие руль, мелко подрагивали и вопрос, готовый сорваться с губ Яна, вдруг застрял в горле.

Он просто накрыл ее пальцы своей ладонью, внезапно и ясно ощутив, как безмерно одиноко было ей все эти годы.

Никто и никогда не накрывал ее дрожащих пальцев своей ладонью.

Она открыла глаза.

Городские огни за задним стеклом "Акцепта" сияли ярко, но сегодня их свет не казался таким колючим, как в другие дни.

Они долго сидели в тишине, слушая как шумит ветер, да робко, прерывисто причитает в кустах потревоженная пичуга.

Мари отпустила руль и сжала его пальцы.

Ей все еще не верилось, что рядом сидит Ян.

Десять лет назад он закрыл ее своей грудью от роковой автоматной очереди. Но сейчас не прошлое возвращалось, всплывая из глубин памяти клочьями разорванных болью воспоминаний, нет, что-то новое, потерянное, забытое вливалось в душу вместе с тишиной и теплом его руки.

– Ну что… поедем?

Мари первой нарушила молчание, и, уловив кивок Яна, завела заглохший двигатель.

Впереди разлилась чернильная тьма, там, за полями начиналась запретная зона, окружившая со всех сторон огромный город, больше похожий на человеческий муравейник.

Местность, таившая нечто, не поддающееся осмыслению.

Ян не стал ничего говорить. Он понимал, – все, что совершила сегодня Мари, не имеет никакого отношения к спецподготовке. Это навык, вынужденно приобретенный там, образ жизни, связанный с ежедневным смертельным риском, а ведь она могла, абсолютно точно могла вернуться в город и жить, как живут тысячи других людей, как жил он сам до рокового вечера.

– Поехали. – Он убрал ладонь с ее руки, понимая, что минуту назад еще мог вернуться, но сейчас путь остался только один – туда, в непроглядную тьму, где выросла и повзрослела Мари – загадочная, но близкая ему женщина, в миг вернувшая все – и боль, и любовь, и отчаянную надежду.

Все что он любил, чего страшился, прятал в глубине души, теперь оказалось оголено, перед лицом откровенной неизвестности.

Из запретной зоны не возвращаются.

Однако, там живут, – в этом сегодня убедила его Мари.

"Акцепт", тихо подвывая надорванным двигателем, медленно выкарабкался на проселок и устремился прочь от сияющего огнями города.

Глава 5.

Запретная зона…

Город остался позади.

Долгое время они ехали молча, каждый думая о своем, не пытаясь обсуждать события этого вечера.

Мари включила фары.

В их свете мелькали придорожные заросли, которые постепенно, по мере того, как "Акцепт" углублялся в границы запретной зоны, принимали все более непонятный, зловещий вид.

Большинство деревьев и кустарников отсвечивало серебром, зелень на фоне металлизированной субстанции казалась темной, почти черной.

Ян, хмуро глядя на окрестности, не испытывал страха. Все самое жуткое, связанное с непонятной формой проказы, в равной степени поражавшей растения, людей, животных, механизмы, осталось в прошлом.

Он не раз бывал в границах запретной зоны, чтобы привыкнуть к подобным картинам, но сейчас окружающая действительность, ограниченная световым конусом фар "Акцепта", казалась ему особенно зловещей и неприглядной.

Неизвестно о чем думала Мари, но ее взгляд, устремленный на дорогу, казался застывшим, будто ее рассудок витал сейчас где-то очень далеко.

Ян покосился на приборную панель. Индикатор автопилота успокаивающе подмигнул ему, словно хотел сказать: успокойся, я знаю, куда следует ехать.

Вот и я стал одним из отверженных… – с горечью подумал Ян, не задаваясь вопросом: что лучше – стать изгоем, или медленно остывать в городском морге?

Не было у него выбора. Кто-то решил, что капитану Ковальскому настала пора покинуть бренный мир.

Просчитались. Но становилось ли от этого легче?