В 1902 году, в свете дела Дрейфуса, усомниться в оправданности судебного процесса было вполне естественным шагом. Более того, этот суд вела инквизиция, он состоялся спустя почти десять лет после процесса над Жанной д'Арк, которая, как и ее соратник Жиль, была приговорена к смерти.
К сожалению, теоретик тотемизма формулировал свои тезисы, не ознакомившись предварительно с деталями процесса, против которого ополчился. Рейнах предъявил свои доказательства, не прочитав документы светского суда, ограничившись церковным, материалы которого только и были опубликованы в 1901 году. Так что ему пришлось оспаривать доводы Ноэля Валуа, основанные на точных свидетельских показаниях, собранных светским судом. Рейнах должен был заметить, что основная его аргументация распадается на глазах, но честность нередко затруднительна, и он, скорее всего, без задней мысли попался на крючок собственной логики. Кроме того, надо признать, что его могли вдохновить колебания одного авторитетного историка[84]. Однако Рейнах и понятия не имел о тех сведениях, которые содержались в документах. Мне кажется, здесь бесполезно вдаваться в подробности. Ниже приведены свидетельские показания, которые трудно читать бесстрастно, а никакой подлог подобные эмоции вызвать не способен. Они вызваны множеством поразительных, живых деталей, ошеломляющих своим правдоподобием… Разумеется, это не решающий аргумент, и всегда можно представить себе сфабрикованное дело. Но судьей будет читатель, который теперь сможет обратиться к документам; если свидетельства, приведенные здесь, сфабрикованы, то автор или авторы этой подделки заслуживают восхищения. Короче говоря, аргументация Соломона Рейнаха ясности не прибавляет. Она основана на поверхностных сведениях, их отсутствии либо неполноте. Тексты и детальный анализ, представленные в настоящем издании, были задуманы таким образом, чтобы заведомо — и окончательно — отвергнуть гипотезы поручителя за тиару Сайтафарна, предав их забвению.
Я остановлюсь лишь на одном из его доводов, дабы прояснить одно удивительное свойство приведенных здесь документов. В исследовании Соломона Рейнаха на сс. 277–278 мы читаем: «Два наиболее существенных свидетельства обвинения, которые дали Анрие и Пуату, слуги Жиля, содержат данные о чрезвычайно изощренных преступлениях, совершенных за несколько лет до суда; однако они согласуются вплоть до малейших подробностей; между ними нет ни одного хоть сколько-нибудь значимого противоречия; ни в том, ни в другом нет ни одной погрешности, которые естественно было бы ожидать».
Добавим, что Рейнах, когда писал эти строки, не мог и представить себе (в тот момент, как мы уже говорили, ему не были известны документы гражданского процесса), что по крайней мере одно свидетельство тех же самых Анрие и Пуату, данное перед светским судом, а именно показания Пуату, сближается, почти буквально, с его показаниями на церковном суде. Само собой разумеется, это обстоятельство странно, оно даже шокирует. Но разумно ли, не вдаваясь в дальнейшие подробности, заключать на основании этих фактов, что дело было сфабриковано? Нельзя ли предположить, что судьи вели допрос не лучшим образом; зная, что эти люди участвовали вместе в одних и тех же злодеяниях, они, возможно, задавали вопросы одному, исходя из показаний другого, просто чтобы их подтвердить? Равным образом, не могло ли случиться так, что, дабы ускорить процедуру, допрос Пуату на светском суде проводили, исходя из его показаний на суде церковном? Соломон Рейнах особенно настаивает на следующем пункте. Не только из показаний Пуату и Анрие, данных перед церковным судом (от 17 октября: сс. 246 и 248), но и из показаний самого Жиля от 22 октября (с. 207) явствует, что Жиль, сидя на животе у жертв, когда они умирали, получал удовольствие, наблюдая за этим. Затруднение, которое испытывал один и тот же судья, пытаясь повторить подобный вопрос после уже состоявшихся слушаний на эту тему, не кажется мне таким уж странным. И то, что он повторял слова, которые были у него перед глазами, тоже объяснимо: как же он мог не воспользоваться уже составленными фразами, удовлетворяясь согласием допрашиваемого и не утруждая себя поиском какого-то другого, нового выражения? Того факта, что латинские фразы в документе являются [косвенным] переводом ответов, которые были даны прямо и по-французски, достаточно, чтобы понять, чему так удивлялся Соломон Рейнах, когда писал: «…подозрение (в этих условиях) перерастает в убежденность: процесс был сфабрикован…!»
Удивительно прежде всего само это легкомыслие. Добавим, что первому из утверждений, на которых основана его аргументация, не следует придавать большого значения. По словам Соломона Рейнаха, эти показания «содержат данные о… преступлениях, совершенных за несколько лет до суда». Достаточно проанализировать документы: преступления, в которых, как сказано там, участвовали и Анрие, и Пуату, с 1435 по 1440 годы совершались все чаще и чаще, вплоть до ареста!