Процесс Жиля де Рэ

Мне не кажется, что главным требованием христианства является главенство разума. Возможно, христианству и не нужен мир, из которого удалено насилие. Оно сообщает (fait la part) о насилии, отыскивая такую силу души, без которой насилию не удалось бы в ней удержаться. В конечном счете в противоречиях Жиля де Рэ сосредоточена самая суть ситуации христианства, и нас не должно удивлять то странное обстоятельство, что он погряз в крови множества детей, посвящал себя служению демонам, заботясь при этом о бессмертии своей души… Кем бы он ни был, мы видим в нем противоположность разуму. В Жиле де Рэ не было ничего разумного. Он чудовищен с любой точки зрения. В памяти людей Рэ остался легендарным монстром; в краю, где он обитал, эта память смешалась с легендой о Синей Бороде. Между Синей Бородой Перро и Синей Бородой, которому население Анжу, Пуату и Бретани позднее приписало владение замками Машкуль, Тиффож и Шантосе, нет ничего общего. В жизни Жиля де Рэ ничто не соответствует запретной комнате, испачканному ключу, или дозору сестры Анны с вершины башни… Впрочем, от легенды вряд ли можно ожидать какой-то логики. Замки и преступления Жиля де Рэ молва связала с Синей Бородой лишь в том смысле, что черты реальной личности перешли к сказочному персонажу. Образ Синей Бороды легко вписывался в истории из реального прошлого, которое постепенно изглаживалось из памяти. Здесь нет нужды подробно останавливаться на том, что представляла собою сказка о Синей Бороде во множестве разнообразных версий, порой противоречивых.[2] В частности, не имеет значения, связано ли происхождение этого персонажа с Бретанью, как полагал Мишле и некоторые другие. Однако когда мы говорим о Жиле де Рэ, нам следует иметь в виду лишь традицию, относящуюся именно к нему. И именно эту традицию хотел создать аббат Боссар, которого мы считаем автором самого авторитетного и детального исследования об этом преступнике.

Опираясь на сведения Боссара, мы можем сказать, что в местности, где обитал Жиль де Рэ, его отождествляли с Синей Бородой. Поражает, даже несколько смущает тот факт, что подобное дьявольское воспоминание получило в народе столь верное выражение. В самом деле, быть может, лучше всего эта история соотносится с легендой, которая только и способна пробудить в преступлении как раз то, что не помещается в пределах знакомого мира. Точно так же, не можем ли мы наилучшим образом обозначить нечто ужасное и чрезмерное, присутствовавшее в фигуре Жиля де Рэ, лишь связав эту фигуру с именем Синей Бороды, как это сделали сельские бедняки? Я вернусь к точным фактам только после того, как выделю этот аспект. Мне хотелось бы обратить внимание на свой первый тезис: то, что завораживает нас в образе Жиля де Рэ, вообще говоря, связано с той чудовищностью, которая, как кошмар, укоренена в человеческом существе с самого раннего детства. В начале я говорил о «священном монстре», но когда-то бедняки прозвали его Синей Бородой…