Читаем Процесс Жиля де Рэ полностью

Среди всех жертв, отданных толпе, Жанна д'Арк и Жиль де Рэ, эти боевые товарищи, были противоположны друг другу, подобно тому, как преступление, которое обнажает отталкивающий лик и слезы преступника, противоположно поруганной невинности! И лишь в одном смысле можно сопоставить две этих казни: переживания грозной и шумной толпы, на глазах которой вспыхнуло тело Жанны; переживания, связанные, вероятно, с таким же смутным рокотом безликой толпы, раздавшимся, когда Жиль в свою очередь был предан пламени. Нам это кажется странным, но трепет, вызванный этими преступлениями (бесчисленные дети, которых зарезал убийца, извергая на них, если верить его показаниям, свое семя) и сопровождаемый слезливым спектаклем, вызвал сочувствие у толпы. Ведь в моменты необычайного народного волнения можно ожидать чего угодно; в тот день толпа собралась с раннего утра, чтобы участвовать в процессии, отправившейся к месту казни, молясь Богу за Жиля и его сообщников, которых вели на смерть. В тот день люди в толпе, проливая слезы, осознавали, что этот грансеньор, который умирал на их глазах, гнуснейший из преступников, похож на каждого из них.

Нам ничего неизвестно о том, как вел себя Жиль де Рэ во время ареста.

Видимо, поначалу он верил, что сумеет выпутаться из положения, в которое попал после скандальной истории в Сен-Этьене. На первых порах Жилю оказывали почести, соответствующие его титулу. Ему отвели обширные покои, совершенно непохожие на застенки, в которых держали несчастных узников (настолько непохожие, что допрос обвиняемого проводили десять или пятнадцать человек). Судебные прения проходили перед церковным трибуналом, который возглавляли епископ Нантский и представитель святой инквизиции. Именно эти церковные прения и придали процессу Жиля де Рэ тот особый драматизм, благодаря которому он занял важное место среди всех остальных судебных разбирательств. (Светские слушания были менее значимы; впрочем, в подробностях до нас дошли лишь протоколы церковного процесса.)

Среди всех средневековых казней, какими бы зрелищными они ни были, театрализованная казнь Жиля де Рэ была, по-видимому, наиболее волнующей. И нам кажется, что этот процесс был по крайней мере одним из самых оживленных, проникнутых патетикой судебных дел всех времен.

Перед судьями предстал человек, привыкший вызывать у людей дрожь, подсудимый, который был гораздо неудобнее тех, кого судят в наши дни.

Чуждый какой бы то ни было хитрости, Жиль де Рэ, как я уже сказал, был по-настоящему глуп и простодушен. Глупость эта отчетливо проявилась в его первых действиях, в оскорбительных выпадах, за которыми последовали подавленность, слезы и постыдные, скандальные признания. Каким бы устрашающим ни был его облик с самого начала, судьи все равно не утратили благоразумия. При первом его визите в суд они не стали рассматривать самое существенное; им, вероятно, хотелось, чтобы подсудимый, прежде чем оценить серьезность обвинения, признал их полномочия. Первая явка состоялась 28 сентября. Предоставив Рэ томиться в одиночестве, они ждали до 8 октября, чтобы затем вновь пригласить его в суд. Но на этот раз обвинение явилось в своем истинном обличии: оно было окончательным. Жиля теперь обвиняли не просто в нарушении церковной неприкосновенности в Сен-Этьене; он заклинал дьявола, резал и насиловал детей, он преподнес демону кисть руки, глаз и сердце ребенка. Когда Жиль осознал всю тяжесть обвинения, бешенству его не было предела. Ему следовало знать с самого начала: для него все кончено. Он вспылил, объявив своих судей некомпетентными. Ему явно хотелось затянуть процесс в надежде на вмешательство каких-то внешних сил. Однако суд оказался непреклонен и огласил свое решение: с Жилем следовало покончить без промедления. Когда Рэ вновь предстал перед судьями 13 числа, он впал в бессильную ярость, неистово оскорбляя их, называя их развратниками и симонитами[25], тщетно пытаясь настроить против них президента светского трибунала, присутствовавшего на прениях. Судьи реагировали холодно: они тотчас же отлучили безумца от Церкви.

В те времена отлучение от Церкви было чрезвычайно действенным средством. На первый взгляд, Жиль де Рэ мог поставить себя выше судей. Но его суеверная и набожная натура, которая, несмотря на все преступления и сатанинские опыты, давала о себе знать, не выдержала. Возвратившись в свои одинокие покои, Рэ очутился посреди немыслимых кошмаров, и бред охватил его.

Оставался еще один выход, жуткий, но возможный для безумца. Пусть его гибель обратится в яркое пламя! Пламя, неизбежно гибельное, зато зрелищное, неистовое; толпа, приблизившись к этому сияющему пламени, будет зачарована…

Он жил, окруженный нескончаемыми галлюцинациями, и теперь, вотще добиваясь славы, неистовым движением мысли вышел за пределы мыслимого. Слава Жиля окончательно улетучилась, и отныне единственная возможность для него действительно прославиться связана была с преступлениями. Но лишь при одном условии:

Перейти на страницу:

Все книги серии Creme de la Creme

Темная весна
Темная весна

«Уника Цюрн пишет так, что каждое предложение имеет одинаковый вес. Это литература, построенная без драматургии кульминаций. Это зеркальная драматургия, драматургия замкнутого круга».Эльфрида ЕлинекЭтой тонкой книжке место на прикроватном столике у тех, кого волнует ночь за гранью рассудка, но кто достаточно силен, чтобы всегда возвращаться из путешествия на ее край. Впрочем, нелишне помнить, что Уника Цюрн покончила с собой в возрасте 55 лет, когда невозвращения случаются гораздо реже, чем в пору отважного легкомыслия. Но людям с такими именами общий закон не писан. Такое впечатление, что эта уроженка Берлина умудрилась не заметить войны, работая с конца 1930-х на студии «УФА», выходя замуж, бросая мужа с двумя маленькими детьми и зарабатывая журналистикой. Первое значительное событие в ее жизни — встреча с сюрреалистом Хансом Беллмером в 1953-м году, последнее — случившийся вскоре первый опыт с мескалином под руководством другого сюрреалиста, Анри Мишо. В течение приблизительно десяти лет Уника — муза и модель Беллмера, соавтор его «автоматических» стихов, небезуспешно пробующая себя в литературе. Ее 60-е — это тяжкое похмелье, которое накроет «торчащий» молодняк лишь в следующем десятилетии. В 1970 году очередной приступ бросил Унику из окна ее парижской квартиры. В своих ровных фиксациях бреда от третьего лица она тоскует по поэзии и горюет о бедности языка без особого мелодраматизма. Ей, наряду с Ван Гогом и Арто, посвятил Фассбиндер экранизацию набоковского «Отчаяния». Обреченные — они сбиваются в стаи.Павел Соболев

Уника Цюрн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии