Прототипы

— Это ты. — Полли со вздохом откладывает брошюру и поворачивается, чтобы взглянуть на Флай уже в упор. Размытое пятно цвета кожи. — Это ты совсем ничего не понимаешь. Те охранники нашли единственную работу, на которую их взяли, потому что у одного медленно отнимается рука, а второй оказался подсажен на стимуляторы после типовой, казалось бы, операции по сращиванию костей. Примерно все посетители здесь потеряли дорогих им людей и надеются только, что денег хватит на кремацию и не придется продавать свою мать или ребенка по частям. Примерно две трети — услышали о их смерти совсем недавно, и понятия не имеют, как и почему умерли их близкие. Около половины из них увидят такое, что будет сниться им в кошмарах. Кто еще?.. А, девчонки на ресепшене. Каждый день сидят там с семи до десяти и надеются, что никто не устроит драку, потому что оглянись — здание и так разваливается, а эти охранники, как ты сама заметила, скорее сбегут, чем защитят кого-либо. Именно поэтому у них под стойкой ружье, а еще успокоительное, чтобы не начать стрелять из него по всем нам от чистой безысходности.

Полли отворачивается, но продолжает говорить, не давая Флай возможности возразить.

— Если ты еще не поняла, то мы на дне. Здесь никто не побежит просить защиты у полиции или корпов, потому что это бессмысленно, и именно поэтому мы не можем быть еще хуже, чем те бандиты, которых тут и так выше крыши. Если бы мы работали, как ты предлагаешь, то еще в первый год за нами бы пришли все местные банды и все обиженные родственники. А главное — никто не стал бы предлагать нам заказы. Даже гребаная Триада соблюдала какие-никакие приличия.

Он вздыхает после такой долгой речи и добавляет уже спокойнее:

— Я понимаю, тебе неоткуда это знать, но тогда поверь на слово — отморозки не держатся здесь долго. Нужны... рамки. Принципы. Иерархия в каком-то смысле.

Флай молчит очень долго, пытаясь откопать в себе хоть какие-то крохи сострадания.

— Просто на всякий случай — я не предлагала никого калечить, — врет она. — Но... Ты сказал, они не позовут полицию или корпов?

«Посмотрите на нее еще раз, дорогие горожане! Вот она в лучах солнца и славы...» Флай не нужно смотреть на экран, чтобы представить свой безупречный анфас в обрамлении розовых волос — лицо самой милой в мире куклы в сахарной вате.

«И вот она в бегах, прямо под прицелами копов и корпоративного спецназа!» Это она тоже помнит прекрасно. Ее руки обнажены до пластика, и сенсоры на них сдохли еще во время ползанья по стене. Лоб разбит, каждая мышца ноет, несмотря на то, что доктор несколько часов назад накачал ее обезболивающим.

Полли снова поворачивается к ней, но не отвечает, и Флай рада, что она не видит его взгляда. Быть может, тогда бы она остановилась.

Ведущий новостей сбивается на какие-то пошлости, на что-то о том, что даже так она наверняка «украсила сны» малолетних дрочеров. В его речи уже нет того наигранного восторга, он рассказывает о преступнице, которую можно расчленить прямо на тротуаре, и публика будет хлопать едва ли не громче, чем как во время ее предпоследнего прыжка.

Но Флай, поднявшись, печатает шаг, направляясь прямо к стойке, и никогда еще шаги не давались ей так тяжело. Это как признание. Чистосердечное и открытое — да, это она, это она на экране. Там наверняка какой-то кадр с погони, где она бессмысленно щерится из кузова пикапа, держа в ободранных ладонях пистолет. Или, еще хуже, повтор все того же утреннего выпуска, где она вырывает какому-то несчастному парню язык.

Репортер задается вопросом, действительно ли она утонула, — и Флай всем своим видом отвечает, что нет, она жива.

Она бессмертна, ведь ангелы не умирают.

Полли поднимается вслед за ней, но не успевает остановить — или, скорее всего, где-то в глубине души он с ней просто согласен.

Очередь начинает гомон моментально — кто-то решил пройти раньше них?!.. Но так же резко замолкает, когда Флай стягивает с головы капюшон, а затем и освобождается от старого плаща.

На ней больше нет ее знакового голубого комбинезона — остался у доктора, грязный, рваный, мокрый и пропахший вонючей бухтой. Но даже в позаимствованных шмотках, даже в видавших виды спортивных штанах и затасканной футболке, ее фигура совершенна... И резиновые ленты все так же крепко прижимают к ее телу экзоскелет.

— Пожалуйста, — сиропно-сладким голосом, от которого девушка на ресепшене передергивает плечами, говорит Флай, — прежде чем сюда нагрянут копы и спецназ, разрешите нам пройти без очереди?..

Ее крылья с шелестом распахиваются за спиной, занимая едва ли не весь этот холл, но этот жест — только и исключительно ради красоты. Ее узнали пятью секундами раньше.

— Мы не причиним никакого вреда.

Флай кажется, что она говорит мягко, но сложно оценить наверняка из-за гулко стучащего сердца и невозможности рассмотреть чужую реакцию. Видимо, все же, она где-то ошиблась с интонациями, раз влезает Полли:

— Пять минут на опознание — и вы никогда больше нас не увидите.

— Мой друг из Волчьей Стаи говорит правду.