— Поэтому вы должны понять, насколько я был разочарован, когда узнал, что вы явились сюда только для того, чтобы высказать мне какие-то абсурдные, необоснованные и очень легко опровергаемые обвинения. Судя по всему, вы не только не справляетесь со своими служебными обязанностями, но и просто-напросто лишились рассудка. — Он указал на стол. — Мне достаточно всего лишь снять трубку телефона, набрать номер моего друга, работающего в министерстве юстиции, и вы окажетесь в нежных объятиях американских властей.
— Вы совершенно правы, — спокойно ответила она. — Вы можете взять трубку и все это сделать. Но я очень сомневаюсь, что это будет в ваших интересах.
Ленц повернулся к ней спиной и направился к выходу.
— Мисс Наварро, меня совершенно не интересуют ваши глупые игры. Так что, прошу вас немедленно покинуть мой офис, или я буду вынужден...
— Перед тем как прийти к вам, я посетила местное отделение ДХЛ, куда на мое имя поступил один документ. В нем содержится описание результатов поиска, который был проведен по моей просьбе. Я представила в лабораторию набор отпечатков ваших пальцев и попросила идентифицировать их. Для этого потребовалось немало времени. Чтобы найти то, что было необходимо, нашей дактилоскопической секции пришлось очень глубоко копать. Но они все же докопались. — Она вздохнула. — Доктор Ленц, я знаю, кто вы такой. Я не понимаю этого. Совершенно искренне говорю вам, что я не в силах это постичь. Но я действительно знаю, кто вы такой на самом деле.
Ей было страшно — никогда в жизни она еще не испытывала такого страха. Сердце лихорадочно колотилось, кровь ревела в ушах. Она знала, что отступать ей некуда.
Ленц резко остановился, не дойдя несколько футов до выхода, и закрыл дверь. Когда он снова повернулся к ней, его лицо было темным от гнева.
Глава 40
Бен присоединился к кучке журналистов и операторов, собравшихся возле главного входа в “Винер Штадтхалле Сивик Центр” — огромное здание, облицованное бежевым камнем, где должен был проходить Международный форум по вопросам здоровья детей. Поймав взгляд замерзшего, жалкого с виду пузатого человека средних лет, одетого в потертое коричневое полупальто, Бен протянул ему руку.
— Рон Адамс, — представился он. — Журнал “Филантропия в Америке”. Давно торчите здесь?
— Черт-те сколько, — проворчал потертый. Он говорил с отчетливым акцентом кокни. — Джим Боуэн, “Файнэншнл таймс”. Европейский корреспондент и отъявленный негодяй. — Он скорчил рожу и метнул в Бена комический, делано мрачный взгляд. — Мой редактор заманил меня сюда, посулив шницели, штрудели и сахарные торты, и я сказал себе: ладно, во всем можно найти хоть что-то хорошее. Торжественно клянусь: Хиггинс
— Но вы же должны были увидеть здесь кучу всяких важных шишек. Я смотрел список приглашенных.
— Понимаете, в чем штука — они могут быть где угодно, но только не здесь. Может быть, им так же наплевать на эту программу, как и всем остальным. Скорее всего все они решили быстренько отметиться здесь и отправиться кататься на лыжах. Все, кого мне удалось увидеть хотя бы краем глаза, проходят по списку “Б”. Наш фотограф запил, и у него есть для этого все основания. Мне, кстати, кажется, что он поступает совершенно правильно. Я тоже почти созрел для того, чтобы отправиться за угол и опрокинуть пинту-другую. Меня удерживает только то, что в этой стране подают слишком уж холодное пиво. Когда-нибудь обращали на это внимание? Да, к тому же пиво у них больше похоже на мочу.
“Что же получается? Самых важных гостей здесь нет? Неужели это значило, что тайное собрание “Сигмы” проходит где-то в другом месте?” Бен почувствовал резкую боль в желудке. Неужели он ошибся? Но ведь и Штрассер мог ошибаться. А может быть, они с Анной допустили ошибку при анализе известных им фактов.
— И что, никто даже не догадывается, в какую дыру могли залезть все эти клопы? — осведомился Бен, старательно придерживаясь игривого тона.
Кокни громко фыркнул.
— Проклятый ад. Знаете, на что это похоже? На один из этих ночных клубов для извращенцев, где мало-мальски известные люди прячутся в особых комнатах, а всякая шелупонь гужуется в общем загоне, в котором пол застлан соломой. — Он порылся в карманах и извлек измятую, почти пустую пачку “Силк катс”. — Проклятый ад.