Протокол «Сигма»

В просторном холле Бен увидел десяток или полтора людей, которые входили в коридоры или выходили из них, спускались или поднимались по лестнице, направлялись к лифтам. Почти все облачены в белые лабораторные халаты, широкие белые штаны, белые ботинки или тапочки. Только охранники, которых сразу можно было узнать по теплым комбинезонам, были обуты в черные ботинки, похожие на обувь десантников. Один из мужчин в белом халате, проходя мимо двух азиаток, что-то негромко сказал им, и они поспешно удалились в лабораторию. Очевидно, этот человек был каким-то начальником.

Два санитара пронесли через холл носилки, на которых неподвижно лежал старик в бледно-голубой больничной пижаме.

Затем через холл, выйдя из коридора 3-A и направляясь в коридор 2-B, прошел еще один пациент в больничной пижаме. Это был энергичный и моложавый на вид мужчина лет пятидесяти. Он хромал; вероятно, у него болела нога.

Что, черт возьми, все это могло значить?

Если Анна действительно здесь, то где именно?

Клиника оказалась гораздо больше, чем он ожидал увидеть; в ней кипела энергичная жизнь. Что бы здесь ни делали – какой бы цели ни служили те кошмарные экспонаты в подземелье, если они вообще имели какое-то отношение к проводимой здесь работе, – в эту деятельность было вовлечено множество людей: и пациенты, и врачи, и исследователи.

Она где-то здесь, я это знаю.

Но не угрожает ли ей опасность? Жива ли она? Позволят ли они ей остаться в живых, если она выяснит, что здесь и в самом деле творится что-то ужасное?

Нужно идти. Нужно разобраться со всем этим.

Деловитым шагом Бен пересек атриум. На его лице застыло суровое выражение – вряд ли у охранника могут найтись причины для проявления эмоций. Остановившись у входа в коридор 3-B, он вставил в щель ключ-карту, надеясь, что она откроет ему дверь.

Замок щелкнул. Бен вошел в длинный белый коридор, который мог бы находиться в любой больнице любого уголка мира.

Среди людей, попавшихся ему по дороге, оказалась одетая в белую форменную одежду женщина, возможно медсестра, которая вела на ремне, напоминавшем поводок, маленького ребенка.

Вид у нее при этом был такой, будто она выгуливает большую послушную собаку.

Бен более пристально всмотрелся в ребенка и, заметив его высохшую и похожую на бумагу кожу, его морщинистое увядшее лицо, понял, что это маленький мальчик, оказавшийся жертвой прогерии. Он был очень похож на ребенка с фотографий в квартире несчастного отца, которого Бен совсем недавно посетил. Он также походил на детей, хранившихся в формалине в той кошмарной подвальной комнате.

Мальчик шел так, как ходят дряхлые старики, судорожно передвигая широко расставленные ноги и все время следя за равновесием.

Изумление, овладевшее было Беном, сменил ледяной гнев.

Мальчик остановился перед дверью и неподвижно застыл на месте, пока сопровождавшаяся его женщина отпирала замок при помощи ключа-карты, висевшей у нее на шее. Сквозь стеклянную стену, в которой была проделана дверь, Бен увидел все, что происходило с той стороны.

Длинную комнату за стеклом можно было бы принять за палату детской больницы, если бы не то, что все, находившиеся там, были прогериками. Семь или восемь маленьких изможденных детишек. С первого взгляда Бену показалось, что они тоже привязаны, но, присмотревшись, он понял, что у каждого и каждой к спине была прикреплена длинная прозрачная пластмассовая трубка. Вторым концом каждая трубка соединялась с блестящей металлической колонкой. Все это выглядело так, будто детям делают непрерывные внутривенные капельные инъекции. Ни один ребенок не имел бровей или ресниц, головы у всех были маленькими, с морщинистой дряблой пористой, серой, как грязная бумага, кожей. Те немногие, кто двигался, волочили ноги, словно настоящие старики.

Некоторые сидели на полу и спокойно возились с какими-то играми или головоломками. Двое играли вместе; их трубки спутались. Маленькая девочка с длинным белокурым париком на голове просто бесцельно бродила по комнате и неслышно то ли говорила сама с собой, то ли пела.

Фонд Ленца.

Каждый год в клинику приглашают несколько детей-прогериков.

Никакие посещения не допускаются.

Это вовсе не было каким-то подобием летнего лагеря, не было приютом последнего милосердия. С детьми здесь обращались, как с животными. Они были – не могли быть никем другим – объектами какого-то эксперимента.

Дети, которых хранят в формалине в подвальном этаже. Дети, с которыми обращаются, как с собаками.

Частный санаторий.

Теперь он был твердо уверен, что это вовсе не санаторий и не клиника.

Тогда чем же это было? Какую «науку» здесь создавали?

Чувствуя, что его подташнивает, Бен повернулся и пошел дальше по коридору, пока не добрался до конца. Слева находилась красная дверь; она была заперта, и открыть ее можно было только ключ-картой. В отличие от большинства других дверей, мимо которых он проходил, в этой не имелось окошка.

Не было на ней и таблички с номером. Бен почувствовал, что ему обязательно нужно выяснить, что же скрыто за ней.