Протокол «Сигма»

По его поведению Бен сразу понял, что он выстрелит без малейшего колебания. Бен растерялся, не зная, что делать дальше. Священник, ко лбу которого приставлен револьвер, был заложником, но Бен знал, что не сможет заставить себя нажать на спусковой крючок. И если даже он сделает это, человек с обрезом пристрелит его прежде, чем он успеет глазом моргнуть.

Но я все еще могу блефовать, сообразил он.

– Роберто, – каркнула старуха, – поторопитесь!

– Уберите оружие, или я буду стрелять, – сказал молодой человек. – Мне все равно, что случится с этим мешком дерьма. – Он указал на священника.

– Да, но сеньоре не все равно, – возразил Бен. – Мы опустим оружие одновременно.

– Хорошо, – согласился молодой человек. – Уберите пушку от его головы, встаньте и уходите отсюда. Если хотите жить. – Он опустил обрез, направив его дуло в пол, а Бен убрал револьвер от головы священника и медленно поднялся на ноги, тоже держа револьвер стволом вниз.

– А теперь идите к двери, – приказал человек.

Бен, пятясь, направился к выходу; в правой руке он держал револьвер, а левой шарил в воздухе за своей спиной, чтобы не наткнуться на препятствие. Молодой человек вышел вслед за ним в вестибюль; обрез он так же держал опущенным вниз.

– Я всего лишь хочу, чтобы вы ушли из этого дома, – спокойно произнес Роберто. – Если вы еще когда-нибудь появитесь здесь или поблизости, вас убьют, как только заметят.

Священник тяжело уселся на полу; вид у него был измученный и оскорбленный. Бен выбрался из открытой калитки – то ли священник оставил ее незапертой, то ли через нее вошел Роберто – и захлопнул ее за собой.

Через несколько секунд он опрометью бежал прочь.

Анна расплатилась с водителем такси и вошла в маленькую гостиницу, расположенную на тихой улице в районе Буэнос-Айреса, носившем название Ла-Реколета. «Это, – с тревогой думала она, – совсем не то место, где молодая женщина, путешествующая в одиночку, легко сможет остаться незамеченной».

Консьержка приветствовала ее по имени, что еще больше встревожило Анну. Сегодня с утра они с Беном зарегистрировались в этой гостинице, явившись туда порознь с разницей в несколько часов. И заказывали себе номера они тоже по отдельности и в разное время. То, что они жили в одной гостинице, имело определенный смысл, но в то же время и увеличивало риск.

Тележка горничной стояла прямо возле двери ее номера. Некстати. Анна надеялась побыть в одиночестве, пролистать свои папки, сделать несколько телефонных звонков, а теперь ей придется подождать. Войдя в номер, она увидела, что девица склонилась над ее открытым чемоданом.

Она вытаскивала папки из кожаного портфеля Анны.

Анна резко остановилась в дверях. Девица оглянулась, увидела ее и швырнула папки и портфель обратно в чемодан.

– Что, черт возьми, ты тут делаешь?! – воскликнула Анна, надвигаясь на нее.

Девица принялась с негодованием отругиваться по-испански, извергая целые потоки горделивых фраз. Анна вышла вслед за ней в коридор, продолжая требовать, чтобы та сказала, что она делала с ее вещами.

– Eh, qui haces? Ven para ac! Qui cuernos haces revisando mi valija?[100]

Анна попыталась прочитать имя на значке, приколотом к форменному халату, но женщина внезапно повернулась и сломя голову пустилась бежать по коридору.

Это была не простая воровка. Она действительно рылась в бумагах Анны. Знала она английский язык или нет, неважно; скорее всего, ее наняли для того, чтобы она выкрала любые документы, бумаги, записки.

Но кто ее нанял?

Кто, вероятнее всего, мог знать, что Анна находится здесь, а также что она расследует? Возможно, за ней вели наблюдение – но кто?

Кто вообще знает, что она находится здесь? Деннин, да, но мог ли он рассказать об этом кому-нибудь еще, скажем, кому-то из коллег?

Или же Перальта, представитель Интерпола, сумел вычислить, кто она такая? Действительно, не могло ли так случиться?

Как только она протянула руку к телефону, стоявшему на тумбочке у кровати, тот зазвонил. Кто бы это мог быть? Менеджер гостиницы, желавший попросить прощения за поведение своих служащих? Или Бен?

Анна подняла трубку.

– Алло?

В трубке было мертвое молчание. Впрочем, нет, не молчание, а знакомое шипение ленты подслушки. А потом раздались слабые, неясные голоса; через несколько секунд громкость увеличилась, и звук сделался совершенно ясным.

Анна почувствовала, что ее щекам сделалось горячо от прилива адреналина.

– Кто говорит?

А затем она по первым же звукам узнала голос:

«А если посмотреть иммиграционные документы? В которых зарегистрированы все люди, прибывшие в страну в сороковые и пятидесятые годы?» Это был ее собственный голос. А отвечал ей мужчина. Перальта.

По телефону кто-то воспроизводил запись ее разговора с Перальтой.

Они слышали все, и они – кем бы они ни были – точно знали, кто она такая и что ей нужно.