– Вы, конечно, знаете слова пророка Иеремии: «Уже не будут говорить: „отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина“[66]». Иезекиль тоже высказывался на эту тему: «Сын не понесет вины отца»[67]. Здесь все совершенно ясно.
Бен некоторое время молчал.
– Так вы говорите, что Штрассер, возможно, еще жив?
– А возможно, и мертв, – мгновенно отозвался Зонненфельд. – Кто нас, стариков, знает? Лично я никогда не знал этого наверняка.
– У вас должно быть досье на него.
– Не пытайтесь заводить со мной такие разговоры. Или, может быть, вами завладела фантазия: вы найдете этого ублюдка, и он, словно восточный джинн, расскажет вам все, что вы захотите узнать? – Бену показалось, что тон Зонненфельда вдруг сделался уклончивым. – Много лет я боролся с молодыми фанатиками, стремившимися к мести, ради того, чтобы кровью патентованного злодея заглушить владевшую их душами тревогу. Это пустые домогательства, которые приводят всех к одинаково дурным результатам. Вы убедили меня, что не принадлежите к их числу. Но Аргентина – совсем другая страна, а негодяй, конечно, мертв.
В кабинете появилась та самая молодая женщина, которая открыла Бену дверь, и что-то чуть слышно сказала.
– Важный телефонный звонок. Я должен ответить, – извиняющимся тоном произнес Зонненфельд и удалился в другую дверь.
Бен обвел взглядом огромные канцелярские шкафы синевато-серого, аспидного цвета, выстроившиеся вдоль всех стен. Зонненфельд, совершенно очевидно, начал уводить разговор в сторону, когда речь зашла о нынешнем местонахождении Штрассера. Неужели он решил скрыть его? И если так, то почему?
Судя по манерам Зонненфельда, телефонный разговор должен оказаться довольно продолжительным, решил Бен. Возможно, достаточно продолжительным для того, чтобы наскоро порыться в досье. Не раздумывая ни секунды, Бен подскочил к огромному, с пятью ящиками шкафу, на котором красовалась табличка «R-S». Ящики были заперты, но ключ лежал на шкафу – не самое безопасное место, отметил про себя Бен. Открыл самое нижнее отделение. Оказалось, что оно плотно забито пожелтевшими бумажными папками и хрупкими от ветхости бумагами. Штефанс. Штернгельд. Штрайтфельд.
ШТРАССЕР. Имя было нацарапано от руки выцветшими до желтовато-коричневого цвета чернилами. Он выхватил папку, и тут его осенила еще одна мысль. Он ринулся к шкафу, обозначенному буквами «K-M». В глаза сразу бросилась толстая папка материалов по Герхарду Ленцу, но его интересовало совсем не это. Рядом стоял тонкий конверт – досье на вдову Ленца. Именно его он и искал.
Здесь бумаги были втиснуты очень уж плотно. Бен услышал шаги: Зонненфельд возвращался гораздо раньше, чем он рассчитывал! Он принялся дергать конверт, и в конце концов тот медленно выполз из тисков, в которых его держали две солидные папки. Быстро пихнув добычу под куртку, которую он положил на стул рядом с тем, на котором сидел, Бен успел вернуться на свое место за мгновение до того, как Зонненфельд вошел в кабинет.
– Опасное занятие – нарушать покой стариков, – заявил Зонненфельд, как будто и не было этого перерыва. – Вероятно, вы считаете их беззубыми никчемными существами. Да, сами по себе они действительно такие. Но у них есть мощная сеть поддержки, даже в наши дни. Особенно в Южной Америке, где они имеют множество приверженцев. Скажем, головорезы, наподобие Kamaradenwerk. Они защищают своих старейшин примерно так же, как дикие животные защищают ослабевших вожаков. Убивают всякий раз, когда считают нужным, никогда не испытывая колебаний.
– И в Буэнос-Айресе?
– Там их больше, чем где бы то ни было. Нигде они не обладают такой мощью. – У старика был усталый вид. – Вот почему вам ни в коем случае не следует отправляться туда и вести расспросы насчет престарелых немцев.
Зонненфельд, нетвердо держась на ногах, поднялся, и Бен тоже встал с места.
– Вы обратили внимание, что даже в наши дни я вынужден постоянно иметь при себе охранника. Это не гарантия безопасности, но по крайней мере такую охрану мы можем оплачивать.
– И все же вы упорно живете в городе, где не любят вопросов, касающихся прошлого, – сказал Бен.
Зонненфельд положил руку на плечо Бена.
– Ах, мистер Хартман, что тут поделаешь? Тот, кто изучает малярию, вынужден жить в болоте, разве не так?
Джулиан Беннетт, помощник заместителя начальника Агентства национальной безопасности по оперативной работе, сидел напротив Джоэля Сколника, заместителя министра юстиции, в маленькой столовой для руководящего состава в Форт-Мид, штаб-квартире АНБ. Хотя Сколник, долговязый лысеющий мужчина, занимал заметно более высокое место в бюрократической иерархии, Беннетт держался с ним совершенно безапелляционно. Агентство национальной безопасности было организовано таким образом, чтобы освободить людей, подобных Беннетту, от бюрократического надзора со стороны внешних по отношению к агентству сил. Неизбежным эффектом такой политики должно было стать некоторое высокомерие, ну, а Беннетт был не из тех людей, которые отказались бы при каждом удобном случае демонстрировать свое превосходство.